У путинской орды оканчиваются бронетехника, артиллерия и снаряды

У путинской орды оканчиваются бронетехника, артиллерия и снаряды

Полгода войны для России привели не только к колоссальным непоправимым потерям в живой силе, но и к огромному расходу вооружений и военной техники: управляемых ракет уже очень мало, снаряды для артиллерии и бронетехника иссякнут до конца года, а состояние военной авиации не позволяет вести полномасштабную воздушную кампанию.

Из-за санкций Россия не может продолжать полноценное промышленное производство вооружений и пополнять быстро подходящие запасы вооружений.

Износ стволов и снарядный голод

Одна из недооцененных проблем – конечность российских запасов артиллерийских снарядов и орудий. Среди экспертов, обозревателей и просто заинтересованных этим вопросом граждан существует устойчивое представление о наличии огромных запасов артиллерийского вооружения, доставшихся в наследство России от СССР. Проблема в том, что советские снаряды для ствольной артиллерии не могли долго сохраняться, и уже летом 2002 г. в ходе второй чеченской кампании российская армия столкнулась с дефицитом артиллерийских снарядов основных калибров 122 мм и 152 мм.

Разумеется, это не значит, что весь советский артиллерийский арсенал следует списывать со счетов. Например, твердотопливные снаряды для реактивных систем залпового огня значительно менее чувствительны к длительному хранению, чем снаряды для нарезных артиллерийских орудий, основная масса которых, как минимум, давно нуждалась в восстановительном ремонте. Кроме того, этот арсенал был основательно подточен не только двумя чеченскими войнами и скоротечной грузинской кампанией, но и военной кампанией в Украине в 2014–2015 годах и – вероятно даже в большей степени – кампанией в Сирии.

При этом следует понимать, что темпы расходов снарядов в ходе двух чеченских войн были в разы ниже, чем в ходе нынешней войны, когда они достигают 40-60 тысяч снарядов всех типов в сутки при высокой интенсивности боевых действий, снижаясь до 24 тысяч в сутки. периоды очень условного «затишья».

Следует попытаться оценить темпы российского производства снарядов для артиллерии, учитывая тот факт, что в 1990–2000-х годах оно было сравнительно небольшим, а в полную силу его развернули в 2010-х годах. Однако даже набранный темп производства находящихся на вооружении снарядов, как и динамика разработки и создания новых боеприпасов, судя по всему, Министерство обороны не устраивали. Поэтому в 2014 году была запущена масштабная программа восстановления снарядов, сохранившихся в артиллерийских и ракетных арсеналах. К концу 2017 года по этой программе было восстановлено 1,7 миллионов боеприпасов и ракет всех типов, то есть около 570 тысяч в год. Особо подчеркивалось, что их производство с нуля обошлось бы бюджету в 117 млрд рублей или 39 млрд рублей в год.

На основе этих цифр можно оценить объемы производства артиллерийских боеприпасов. Если взять данные о выручке соответствующих отраслевых предприятий и холдингов, то мы увидим, что в те же годы она варьировала в районе 80–100 млрд. рублей. При этом выручка обычно включает и долю гражданской продукции, которая по отдельным предприятиям доходит до 25–30%. Как следствие, соотношение восстановительного ремонта и производства новых боеприпасов можно оценить, пусть довольно грубо, как 1:2. Или на каждые 570 000 восстановленных снарядов приходится до 1,14 млн новых. Таким образом, общий годовой темп пополнения артиллерийских арсеналов в 2010-х годах не превышал 1,6–1,7 млн. снарядов всех типов. И здесь стоит упомянуть интересную деталь: поставки реактивных снарядов всех типов, например, в 2017 году составляли всего 10700 штук.

В итоге получается, что за полгода агрессии против Украины Россия должна потратить не менее 7 млн снарядов – без учета потерь прифронтовых складов в результате украинских ударов. Иными словами, при сохранении интенсивности войны на нынешнем уровне Москва уже к концу 2022 года столкнется с настоящим снарядным голодом и в целях экономии вынуждена будет сокращать использование артиллерии.

Кроме снарядов существует также проблема износа стволов. И если направляющие на реактивных системах залпового огня при надлежащем обслуживании имеют длительный ресурс эксплуатации, то у нарезных артиллерийских орудий – так же, как и у танковых орудий – стволы изнашиваются гораздо быстрее. Так, например, стволы российских танков имеют ресурс от 210 выстрелов подкалиберными снарядами бронебойными до 840 выстрелов осколочно-фугасными и кумулятивными снарядами. В то же время артиллерийские нарезные стволы в зависимости от калибра, типа снаряда и дальности выстрела имеют ресурс до 2-3 тыс. выстрелов. Для сравнения, часть немецких самоходных гаубиц PzH2000, поставленных Украине, вышла из строя через месяц использования при интенсивности стрельбы в 100 снарядов в сутки на пушку.

И даже если предположить, что российские солдаты не пренебрегают процедурами технического обслуживания стволов и других пушечных механизмов, а у России есть пусть и неизвестное, но отнюдь не бесконечное их количество в запасе (особенно на орудиях с баз хранения), до конца 2022 года износ артиллерии сам собой приведет к резкому понижению ее эффективности. Кроме того, российские военные еще в 2020 году осторожно указывали на проблемы с живучестью артиллерийских стволов, а также на недостаточную эффективность системы полевого обслуживания и ремонта артиллерийских пушек.

Выходит, что ожидаемый снарядный голод должен совпасть с нарастающим дефицитом артиллерийских орудий. В этой связи неудивительно, что Россия начала наносить удары по украинским городам с помощью систем ПВО/О С-300 и С-400, регулярная проработка чего началась по меньшей мере еще пять лет назад. Правда, боезапас соответствующих ракет для этих систем измеряется все же тысячами или максимум десятками тысяч, но никак не сотнями тысяч и тем более не миллионами штук.

Влияние санкций: переход от промышленного производства к мануфактуре

В этой связи стоит взглянуть и на состояние промышленности по производству артиллерии и боеприпасов. Если делать выводы по внезапному визиту в последние выходные августа с.г. вице-премьера Дениса Мантурова и заместителя председателя совета безопасности Дмитрия Медведева на "Мотовилихинские заводы" и Пермский пороховой завод, дела на этом направлении идут совсем не гладко.

Отрасли присущи те же проблемы, что и всей российской военной промышленности. Было несколько экспертных докладов о зависимости предприятий ВПК от импортных поставок и о фактическом провале программ импортозамещения. Сама по себе идея импортозамещения и автаркии – тупиковая, неразумная и в целом ошибочная, просто отрицающая разделение труда и пользу международной кооперации. Однако для авторитарной системы власти и для командно-административной экономической модели путь к самоизоляции и неизбежному саморазрушению обречен.

Предприятия по производству боеприпасов и артиллерийских орудий на рубеже 2000-2010 годов прошли техническое перевооружение. К примеру, Казанский пороховый завод закупил оборудование в Германии, Швейцарии и Австрии (это означает, что он неизбежно вынужден был закупать за границей и часть химических компонентов для своего производства).

То же в те годы делали и ФНПЦ Алтай, и все остальные разработчики и производители порохов и твердых ракетных топлив. Производители артиллерии также заимствовали западные технологии и закупали европейское промышленное оборудование. К примеру, "Мотовилихинские заводы" в 2011 году заключили контракт на поставку из Австрии радиально-ковочной машины, необходимой для производства артиллерийских стволов (сам завод успел, правда, пройти через банкротство в 2018 году).

С 2014 г. все эти кооперационные связи начали постепенно сворачиваться и рваться, оборудование изнашивалось быстрее, чем обновлялось (если вообще сохранялась возможность его обновления). На это накладывался дефицит кадров и естественная неритмичность оборонного заказа, что приводит к дополнительным убыткам или, как минимум, новым расходам. И даже если отдельные заводы выходили на прибыль, как тот же Казанский пороховой завод, это означало лишь, что покрытие производственных затрат откладывалось на будущее и фактически ложилось на плечи российских граждан, потому что убытки и инвестиции в развитие оплачиваются в конечном счете федеральным бюджетом.

Здесь также интересно и то, что, судя по всему, в попытке повышения эффективности работы отрасли боеприпасов на рубеже 2010-2020-х годов было решено объединить ее предприятия, принадлежащие государственным корпорациям и непосредственно государству, под одной крышей. Такой крышей стал концерн Технодинамика, контролируемый государственной корпорацией Ростех. В этот концерн также перешел и Техмаш, другой холдинг Ростеха, специализирующийся на боеприпасах.

Однако организационная трансформация и консолидация финансовых потоков не привели к изменению качественных параметров. Так, например, производительность труда в Технодинамике по выручке составляет около 2,3 млн рублей в год (менее $32 тыс.), что примерно в 9–10 раз ниже, чем у американских производителей боеприпасов. В российских политэкономических и технологических реалиях нарастить производительность можно только из-за серьезного увеличения персонала, что в условиях упомянутого дефицита кадров и, шире, общей демографической ситуации сделать практически невозможно.

Таким образом, будучи отрезанными от поставок западного оборудования, запчастей и материалов и одновременно ограниченными по человеческому капиталу и производительности труда, российские производители артиллерии и боеприпасов неизбежно столкнутся в ближайшей перспективе не столько со стагнацией, сколько с сокращением производства. Возможно, что в 2022–2023 году они еще смогут поддерживать набранные в предыдущие годы темпы производства, но в последующие годы неизбежно их снижение. По мере сил будет производиться поддержка и ремонт закупленного ранее оборудования, но количество и качество продукции начнет сокращаться. По сути это означает переход от массового промышленного производства к мануфактуре.

Исчерпание ракет

На фоне постепенно и неотвратимо нарастающих проблем с артиллерией есть смысл бросить глаз на другие виды вооружений и военной техники (более подробный анализ автор сделал на страницах Riddle). Здесь три основные группы систем: высокоточное оружие, авиация и бронетехника.

К российскому высокоточному оружию относится несколько типов ракет. Ракеты с дальностью более 300 км: баллистические ракеты для комплексов "Искандер-М", крылатые ракеты "Калибр" морского и наземного (9М729) базирования, крылатые сверхзвуковые противокорабельные ракеты "Оникс" (П-800) морского и наземного базирования, крылатые ракеты воздушного базирование Х-101, Х-555 и Х-22/Х-32. Ракеты с дальностью до 300 км: авиационные крылатые ракеты Х-35 и Х-59. Из них ракеты Х-555 и Х-22 достались России из арсеналов СССР, а также от Украины в 1990-е годы, и больше не производятся.

За исключением более простых крылатых ракет Х-35 и Х-59, количество которых оценить затруднительно, в арсенале России каждого из этих типов накануне войны было по несколько сотен единиц. Об этом можно судить по тому, как интенсивность их использования снизилась с нескольких десятков единиц в сутки в первые дни войны до единичных пусков теперь, а иногда один раз в несколько дней. При этом Россия маскирует растущий дефицит дальнобойных ракет обстрелом украинских городов из дальнобойной артиллерии и использованием комплексов ПВО/ПРО С-300/С-400 для ударов по наземным целям.

Оценка актуальных производственных мощностей России является предметом экспертной дискуссии, однако следует исходить из того, что объемы ежегодного производства дальнобойных крылатых и оперативно-тактических баллистических ракет каждого типа измеряются в количестве до 50 единиц. Причем по морским ракетам "Калибр", авиационной ракете Х-101 и крылатой ракете наземного базирования 9М729, которые по большому счету являются разновидностями одной и той же ракеты, суммарная оценка составляет 100 единиц в год.

В свою очередь, в отношении крылатых ракет "Оникс" это число чуть больше – 55 единиц, а в отношении ракет Х-32, чье производство на замену Х-22 началось в 2018-2019 годах – вряд ли превышает 20 единиц. В общей сложности получается, что объемы производства российских высокоточных ракет дальностью свыше 300 км составляют 225 единиц в год. Однако эта оценка может быть скорректирована по мере поступления новых данных. Кроме того, следует еще раз подчеркнуть, что из этой оценки исключены ракеты дальностью до 300 км, Х-35 и Х-59, объемы производства которых оценить пока сложно.

В этой связи вряд ли у российской промышленности есть потенциал для серьезного увеличения производства не только из-за эмбарго на поставки оборудования и кадровых ограничений, но и из-за сравнительно низкой производительности труда. Ограничения на последнюю накладывают сама организация работы на предприятиях русского ВПК и русская политэкономическая модель в целом.

Проблемы с бронетехникой

Применительно к бронетехнике ситуация такова, что основные ее потери из опыта прошлых войн могут приходиться даже не на прямое уничтожение в боевых действиях, а на повреждение от попаданий снарядов, поломки и истощения моторесурса. В этой связи: моторесурс основных российских боевых танков, Т-72 и Т-80 различных модификаций составляет не более 1000 часов. После этого им необходимо менять двигатели, производимые сегодня на импортном оборудовании. Конечно, существует и восстановительный заводской ремонт танковых двигателей, однако возможности такого ремонта ограничены при массовом превышении назначенного ресурса.

Разумеется, танки, БМП, БТР и БМД большую часть времени даже на войне стоят выключенными, однако если в сутки они работают хотя бы 2-3 часа, то с начала войны они отработали 370-560 часов. И даже с учетом подвоза относительно свежей, пусть и не новой, бронетехники из воинских частей и баз хранения, львиная ее доля при сохранении высокой интенсивности боевых действий до конца 2022 года должна пойти на восстановительный ремонт – при условии, что не будет уничтожена. И здесь следует еще раз напомнить о том, что было сказано раньше: ресурс танковых пушек тоже окончен.

При этом темпы производства и модернизации бронетехники в течение 2010-х годов составляли около 650 танков и боевых бронированных машин в год. Из этого числа на танки приходилось: не более 160–170 единиц Т-72Б3/Б3М в год в 2011–2020 годах с предприятий Уралвагонзавода (УВЗ) в Нижнем Тагиле и Омске (в 2021 году поставки этих танков сократились до 34 единиц) более 45-50 единиц Т-80БВМ в 2017-2021 годах с завода в Омске. Что касается производства танков Т-90М, как и модернизации танков Т-90, выпущенных в 1990–2000-х годах до этой версии, то их серийное производство приступили только к концу 2021 года. И можно с уверенностью говорить, что пока это производство измеряется парой десятков в год, и оно может быть увеличено только за счет мощностей, занятых сегодня модернизацией танков Т-72.

Таким образом, к началу войны русская армия имела около 2 тысяч модернизированных танков из около 3,3 тысяч находившихся в войсках танков. А из более 16 тысяч боевых бронированных машин всех типов доля новых и модернизированных составляла примерно четверть. Здесь следует также иметь в виду, что производство новой и модернизация существующей бронетехники также производится на импортном оборудовании и с применением импортных комплектующих.

Проблемы военной авиации

На этом фоне ситуация в авиации, на первый взгляд, выглядит лучше. Даже с учетом того, что наименьший моторесурс имеют двигатели штурмовиков Су-25 (500 часов), а для широкого использования фронтовых бомбардировщиков Су-24 эта война в любом случае является последней из-за их старости, интенсивность использования российских самолетов и вертолетов сравнительно низка. Каждая машина даже в начале агрессии, когда украинская ПВО была менее организована, чем сейчас, совершала 1–2 боевых вылета в сутки общей продолжительностью 1–1,5 часа.

При этом сегодня с учетом потерь и поломок Россия все еще способна держать у границ Украины около 400 боевых самолетов разных типов и примерно 360 вертолетов (далеко не все из них ударные). Однако вести полномасштабную воздушную кампанию Россия оказалась не в состоянии с самого начала войны, а теперь ее возможности для такой кампании лишь сократились.

Производственные мощности и здесь оказываются фундаментальным ограничителем. Если в десятилетие накануне полномасштабной агрессии Россия ежегодно производила 30–35 боевых самолетов и 25–30 ударных вертолетов, а модернизировала от 130 до 200 единиц различной авиатехники, то запланированный ранее на 2020-е годы переход на новое поколение боевых в пользу нового качества. Теперь же технологическое эмбарго вряд ли позволит этот переход успешно осуществить, учитывая, что он и так задерживался еще в 2010-х годах.

В конечном счете, несмотря на запланированные вливания в ВПК минимум дополнительных сотен миллиардов рублей лишь в 2022 году, практически неизбежна долгосрочная деградация производства до уровня, когда его сохранность будет зависеть не столько от организационных и экономических факторов, сколько от конкретных инженеров, рабочих и менеджеров. Проще говоря, и эта отрасль будет больше похожа на мануфактурное, а не промышленное производство.

Павел Лузин , опубликовано в издании ZBRUC.eu