Шесть месяцев российской оккупации в Балаклее

Без пенсии и с оккупантами: шесть долгих месяцев

Мы въезжаем в село Вербовка, в нескольких километрах от Балаклеи. Село кажется пустым, только редкие люди машут радостно военным, но в центре неожиданно многолюдно. Это потому, что, по слухам, должны были привезти гуманитарную помощь, но почему-то не сложилось. Подхожу к крестьянам с одним вопросом: как вам жилось эти полгода под оккупацией?

«Жилось нам очень тяжело. Все, кто здесь был, работали под пулями в огородах. Нам даже говорили, что у нас женщины-камикадзе: по ним стреляют, они стоят в огородах. Чтобы иметь картофелину и не умереть от голода», — сетует 62-летняя Ольга.

70-летняя Надежда Васильевна напоминает, что пол года крестьяне не получали пенсии и огород часто был единственным источником пищи: «Пол года спали в подвалах, не раздеваясь, в свитерах и куртках, потому что прилеты. Это не жизнь была, а мучение».

«Нам путин пообещал дом и два раба каждому»

Спрашиваю, как россияне обращались с крестьянами. 72-летняя Надежда говорит очень отрывочно и часто плачет: «Приехали сюда, мы их спрашиваем: "Что вы здесь забыли?" А он говорит: "Нам путин пообещал дом и два раба каждому". Хотя бы его мать была в купели утопила, того путина, у него что-то с головой делается».

70-летняя Наталья Васильевна вспоминает, что ее знакомство с россиянами началось с того, что они пришли в ее дом, будучи уверенными, что двое пожилых людей где-то скрывают оружие.

«Они у меня у дома на посту стояли. Домой идешь и паспорт показываешь, это что при жизни?» — раздражается женщина.

Даже сельские условия порой вызывали у россиян зависть.

«У нас спрашивали: "Это город?" Зашел, а в доме у нас и вода, и туалет, как в городах, – вспоминает Наталья Васильевна. - Говорили "мы и семьи свои сюда привезем"».

67-летний Василий, сбиваясь, рассказывает, как ему однажды надели мешок на голову и увезли неизвестно куда, обвинив в том, что его зять помогал украинским военным. Угрожали убить, если не признается.

«Сволочи они больше никто, — показывает еще заметный шрам от веревки, которой связали руки. — Есть не давали, в туалет писал в бутылку».

Продержали мужчину сутки, выпустили на ночь. Когда он вернулся домой, первая неделя спала у дочери, боялась, что они снова найдут его дома и убьют. Напоследок мужчина просит прислать его только что сделанную фотографию своим родственникам за границу, но так и не может вспомнить, где именно они сейчас находятся.

Когда началось контрнаступление, были очень активные перестрелки, россияне бежали через железную дорогу, а все крестьяне сидели в подвалах и боялись выдвинуться, вспоминает Ольга.

Говорит, что проплакала целый день, когда наконец-то увидела в селе украинских солдат, «едва сердце не остановилось от радости».

«Гуманитарку привозили раз в месяц и говорили, что мы много жраем»

О городе Балаклея, центре нашего путешествия, до войны мы знали прежде всего из-за взрывов и пожара на местном складе боеприпасов в марте 2017 года, которые подняли на уши всю страну. Тогда погибла одна женщина и было четверо раненых, а общий нанесенный ущерб оценили в 12 млрд гривен. После Балаклеи были еще аналогичные, но не столь масштабные пожары на складах под Калиновкой Винницкой и Ичней на Черниговщине. В Министерстве обороны утверждают, что причина всех трех пожаров – диверсия и подрыв боеприпасов.

Однако теперь, возможно, о Балаклее заговорят еще как о населенном пункте, с которого началось полное освобождение Харьковщины. Украинские военные взяли город под свой контроль 8 сентября, на второй день после начала контрнаступления. Создается впечатление, что в эти дни город принадлежит прежде всего военным и голодным, но неагрессивным собакам, свободно гуляющим по пустым улицам среди многоэтажек, ища еды и человеческого тепла.

В центре города снова встречаем большую группу людей, ожидающих гуманитарной помощи. Им сообщили еще утром о случившемся, попросив записаться в очередь. В общей сложности набралось более 300 жителей. Но когда грузовик с самым необходимым и вкусностями приехал, все забыли о номерках очередности на руках и началась борьба за место у волонтера. Женщинам с детьми пытались выдавать подарки вне очереди, все остальные будто соревновались, у кого более длинные руки и более напористый характер. О таком можно было бы сказать «как из голодного края», если бы люди действительно не были из голодного края.

На рынке в городе во время оккупации все было очень дорого, вспоминает 64-летняя Марина Ивановна. Макароны стоили 40 гривен, десяток яиц – 50, сахар – 65, рис и гречка – 100, масло – до 140 гривен за литр, мясо – до 200 за кило. Вроде бы и не намного выше цены, чем в Киеве, но ни зарплат, ни пенсий при этом люди полгода не получали, разве что какие-то переводы от родственников.

В ящиках с гуманитарной помощью — масло, мыло, макароны, паштет, сухие завтраки и много вкусного, немало товаров польского производства. россияне тоже привозили гуманитарку, но только раз в месяц.

«В последний раз, когда гуманитарку привозили месяц назад, дали на одного человека пачку спагетти, банку сгущенки, банку скумбрии и тушенку. А потом сказали, что мы очень много жраем», - говорит 58-летняя Надежда. У ее старшего сына россияне забрали автомобиль ВАЗ, просто вошли во двор с автоматами.

«Бураки вытаскивали из домов все, что можно»

Марина Ивановна плачет, когда заходит речь о россиянах: «Мы боялись их, потому что сами с запада Украины и ждали, что с нами может произойти все, что угодно. У нас у знакомых убили сына полтора месяца назад. Сказали, что он якобы с украинцами сотрудничает и его просто забили».

Рассказывает, что россияне вели себя очень по-свински, разбили все магазины, забрали оттуда все, что можно, а буряты вывезли из домов, в которых заселились, все, оставив их непригодными для жизни.

Слова Марины позже повторяет в разговоре Надежда: «Они были злые, особенно бурят, те заходили в дома и вытаскивали все, что можно. У одной женщины даже грязные трусы потянули».

Говорит, что в здании местного управления полиции россияне организовали место для допросов и тюрьму : «Они там людей током избивали, а женщин насиловали. Одну женщину в Харьков отправили беременную».

40 заключенных, закрытых на произвол судьбы

Заходим в тюрьму, о которой рассказала женщина. Это коридор длиной около 10 метров, объединяющий пять или шесть комнат площадью до 12 квадратных метров каждая. Одна комната - сугубо женская, матрасы на полу лежат вплотную друг к другу, санузел тоже здесь, никакой перегородки не предусмотрено. Но в некоторых камерах и туалета не было.

Здесь содержали «корректировщиков огня», учительницу, любого подозрительного. Кто-то сидел 6 дней, кто-то – месяц. Всего в тюрьме содержалось около 40 человек.

Ведущий полицейский ничего не рассказывает об изнасиловании женщин, но подтверждает, что заключенных пытали током, и показывает электропроводку над дверью камер — удерживаемым не обеспечили хотя бы базовые условия проживания, но за каждой камерой установили тайный видеонаблюдение.

В одной из камер другой полицейский еще производит следственные действия, ища отпечатки пальцев, а наше внимание привлекает разбитое стекло над дверью соседней камеры. Это отверстие, благодаря которому люди вышли на свободу. Когда россияне сбежали из города, оставили все двери камер закрытыми, заключенные выбили одно окно над дверью, кто-то наименьший пролез через отверстие и открыл дверь для других.

«Я кричала на всю Балаклею, думала, небо разорвется»

Недалеко от центра города на лужайке две свежие могилы. У них двое мужчин, которые 7 сентября выехали в город, но наткнулись на, возможно, последних в Балаклее россиян. Рядом с могилами полицейские производят следственные действия.

"Не снимайте, прошу!" - плачет Валентина, в одном из двух пакетов лежит ее 49-летний сын Петр. Но потом сама рассказывает обо всем, что случилось. Ее сын вышел под вечер по делам, сказал, что вернется к комендантскому часу. Мать ждала его всю ночь и утром решила искать своими силами, но к ней пришла другая женщина и попросила пройти для опознания.

«Когда я подошла и увидела эту ужасную картину, то кричала на всю Балаклею, думала, небо разорвется. За что? Я хочу спросить у Путина: за что он расстрелял моего сына? Я не хожу эти дни, я умираю на ногах. Но сына мне уже никто не вернет».

Свидетели говорят, что около 15 человек с автоматами вышли и в упор расстреляли машину, в которой ехал сын Валентины и его товарищ. А уже на следующий день украинцы заняли город.

«Наш хирург оперировал при свечах»

Балаклея уже десять дней без света и водоснабжения. Это в определенной степени привычная картина, такие проблемы постоянно возникали в городе за полгода оккупации. Когда я захожу в темный коридор местной поликлиники, даже сперва не замечаю людей, лежащих на кроватях у стен. В комнатах с окнами их не селят из соображений безопасности – война совсем рядом и прилететь может никогда.

Между больными с фонарем ходят две женщины, проверяя, все ли в порядке. Одна из них, 55-летняя Лариса, соглашается на общение, но отвечает на вопрос максимально кратко — то раздражаясь от моего визита без приглашения, то ли из-за усталости.

Несмотря на то, что они работают в поликлинике, учреждение уже с апреля должно также выполнять и функции больницы, принимая одновременно до 12 раненых и тяжелобольных с инфарктами и инсультами, отравлениями, психическими расстройствами.

В последние дни войны сюда привели и четырех раненых россиян. Приняли и их, потому что «под дулами автомата». Но их ранения были легкие, и клятву Гиппократа никто не отменял, помогать медик должен всем. Тех военных потом быстро забрали свои.

«С 24 февраля до сих пор у нас не было ни одного выходного. Работали круглосуточно, спали, когда случится. Постоянно чего-то не хватало. Наш хирург оперировал при свечах, зашивал и обрабатывал раны», — признается Лариса уже в конце разговора.

Сейчас в больнице госпитализированы четыре человека. Всю работу внутри делает возможным один маленький генератор. Лариса показывает на улыбающегося бородатого мужчину. Он тоже врач, нарколог, но сейчас пациент, его ранило 8 сентября.

Ранения нетяжелые — в поясницу и ягодицы. Может, поэтому 75-летний Александр улыбается, вспоминая события того дня: «Взрыв был метрах в десяти от меня, я присел как раз, и меня защитили шины из цветника, одна из которых упала прямо на меня. Все ветви деревьев надо мной оказались срезанными обломками, пролетавшими выше».

Говорит, что уже поправляется и в нем только одна дыра осталась. По моему пожеланию «жить до ста лет» смеется и желает побыть в этом мире еще дольше. Три других пациента лежат тихо и нерушимо, я даже не могу понять, спят ли они.

В центре Балаклеи на очень красивом небольшом памятнике Тарасу Григорьевичу Шевченко висит целых два украинских флага. Рядом отдельно гуляют мужчина и женщина со своими детьми. Мальчик поднимается к монументу и осторожно прикасается к флагу. Девочка подходит с папой к клумбе с уцелевшими цветами рядом, они гладят их, отрывают несколько лепестков и бегут куда-то один за другим.

К вечеру приходит новость, что в Балаклее и Граковом уже начали выплачивать пенсии сразу за пять предыдущих месяцев. Потому что оккупация завершилась.