Польские операции. Как советская НКВД убила 111 тысяч польских «шпионов»

Бартломей Гайос: Если в Польше вспомнить тему советских репрессий в отношении поляков, то первой ассоциацией будет Катынский расстрел , во время которого погибли не менее 22 тысяч польских граждан. В то же время в массовом сознании не существует такого преступления, как Польская операция НКВД 1937-1938 годов, в ходе которой погибли по меньшей мере 111 тысяч человек польского происхождения, то есть в пять раз больше. Почему нам так мало известно об этой операции?

Мацей Вырва: Почему мы так мало знаем об этом? В первую очередь потому, что мы вообще поздно узнали о Польской операции. Это был 1993 год и это была работа историков международного «Мемориала», которые наконец-то попали в советские архивы и, среди прочего, обнаружили там документы, касающиеся Польской операции. Раньше мы слышали только о жертвах Большого террора в целом; впрочем, в Польше в этой связи доминировал дискурс о коммунистах , которые также были среди репрессированных. В то же время следует помнить, что в рамках Польской операции члены Польской коммунистической партии составляли всего 3% жертв.

Почему мы так мало говорим о Польской операции? Думаю, причины несколько. Первая заключается в том, что просто некому было помнить о конкретных жертвах. В случае катынского преступления в Польше оставались близкие, родные, знакомые. Нередко эти люди, представители польской интеллигенции, невзирая на давление в период Польской Народной Республики, могли напоминать об этом. Если же говорить о Польской операции, то родственники жертв живут в России и других странах бывшего СССР и совсем иначе относятся к вопросам, связанным с советскими репрессиями. Многие годы эта тема была табуирована. Даже теперь, когда ездишь по селам и опрашиваешь людей, они со страхом рассказывают, что тогда происходило, а прошло уже более 80 лет.

БГ: На сайте , посвященном Польской операции, есть воспоминания родственников репрессированных. Один из них – о Леокадии Голиневской, отец которой в 1937 году не вернулся с работы. О его смерти она узнала только в 1942 году. Официальная причина — уремия, то есть он якобы просто умер в тюрьме от болезни. Она рассказывает о том, как выясняла все об этом преступлении, и переломным моментом здесь стала Перестройка, затем создание «Мемориала» и статья профессора Петрова . Сколько таких историй нам известно именно от родственников репрессированных?

МВ: Думаю, их до сих пор мало. Материалы, о которых ты говоришь, взяты из фондов петербургского «Мемориала», и они тоже не полны. То есть в некоторых случаях мы не знаем наверняка, было ли то или иное лицо репрессировано в рамках Польской операции или в рамках какой-либо другой операции во время Большого террора. Как ты упомянул, только во время Перестройки, в начале 1990-х годов в научное обращение, да и вообще в обиход в России вошло такое понятие, как Польская операция. До этого эта женщина просто знала, что ее отец был убит во время Большого террора.

Мацей Вирва и Бартломей Гайос. Фото: Марек Горчинский

БГ: Из чего вообще состоял Большой террор? Какие акции и против кого проводил НКВД?

Национальные операции — это лишь часть более широкого процесса репрессий, который мы называем Большим террором. Кроме них, еще проводились репрессии, направленные против партийных деятелей, руководства страны и Красной армии. Это были те великие показательные процессы, когда вдруг оказывалось, что ближайшие соратники Ленина – Каменев, Зиновьев, Радек, Бухарин – предатели, шпионы. Это был первый элемент. Вторым элементом стала так называемая Кулацкая операция, направленная, по сути, против остатков зажиточного крестьянства, переживших начало 30-х годов, и так называемых антисоветских элементов. А следующим этапом стали как раз национальные операции, среди которых Польская операция — одна из многих, самая большая.

Я даже выписал себе эти операции: была польская, была немецкая, румынская, латышская, эстонская, финская, греческая, афганская, иранская, китайская, болгарская и македонская. В чем специфика Польской операции, чем она отличалась на фоне других?

МВ: Ты не упомянул еще Харбинскую операцию, которую очень часто относят к национальным только потому, что она проводилась согласно той же матрице. Nota bene, в основе этой матрицы лежала польская операция. Именно она послужила образцом для всех остальных, которые ты перечислил.

Как это происходило, в чем заключалась эта матрица? Каков был план действий НКВД?

ГО: Основанием для Польской операции был приказ Ежова №00485 от 11 августа 1937 года, в котором очень четко указывалось, кого арестовывать и что с этими арестованными делать дальше.

БГ: И кто это был?

MB: В документе содержится очень подробный перечень категорий. Во-первых, это были лица, считавшиеся деятелями Польской военной организации (ПОВ), Тайная военная организация, возникшая по инициативе Юзефа Пилсудского и действовавшая на территории Польского Королевства и России в 1914-1921 годах. как уже «обнаружены», так и те, которых еще нужно было найти.

Во-вторых, пленные польские солдаты, оставшиеся в Советском Союзе после Первой мировой и советско-польской войны .

В-третьих, «перебежчики из Польши, вне зависимости от времени их перехода». Четвертую категорию составляли члены Польской социалистической партии и других польских антисоветских политических партий. И, наконец, жертвами операции стали самые активные представители антисоветских националистических элементов из польских национальных районов. В СССР существовали Мархлевский польский национальный район БССР (1925-1935) и Дзержинский польский национальный район БССР (1932-1937). Это были главные группы.

Кто и по каким критериям готовил этот приказ, и почему вообще такую операцию решили проводить именно в августе 1937 года, а не, скажем, в начале 1938-го?

МИ: Историки и исследователи до сих пор спорят о том, что вообще привело к этому усилению репрессий в 1937-1938 годах. Упоминаются внутренние факторы, то есть желание заменить старую большевистскую элиту новыми людьми, полностью подчиненными Сталину. Некоторые говорят и о синдроме осажденной крепости, то есть о начале строительства коммунизма в одной стране, укреплении государства из-за очищения от враждебных элементов. И вот к вопросу об осажденной крепости: все репрессированные группы, которые ты упоминал, — это действительно представители титульных национальностей государств, с которыми граничил Советский Союз. И это не случайность. Именно они (по мнению Сталина, конечно) составляли ту пятую колонну, которая в случае войны могла встать на сторону противника.

Среди возможных причин приводятся и внешние факторы, такие как международная ситуация, подписание антикоминтерновского пакта, позже присоединение Рима к оси Токио-Берлин.

Кроме того, часть исследователей, особенно в Польше, обращает внимание на фигуру самого Сталина и особенности его психики, нередко отмечая его антипольские фобии. Хотя, следуя такой логике, можно смело сказать, что Сталин не любил ни одной нации Советского Союза, включая грузинскую и русскую, ведь среди них также были жертвы репрессий.

Мацей Вырва. Фото: Марек Горчинский

БГ: На каком этапе жертва узнавала, в чем ее обвиняют?

МВ: На самом деле человек так и не узнавал, на основании какой статьи его обвиняют, ведь никакой статьи в этом случае не было. Все дела в рамках Польской и других национальных операций рассматривались во внесудебном порядке, к тому же тайном. Этим занималась специальная двойка из Вишинского и Ежова, а на местах такие списки аналогичным образом составляли прокурор и глава НКВД.

Это выглядело так: был допрос, на котором арестованного заставляли дать показания, после чего составляли краткую характеристику. На основании таких характеристик эта местная двойка десять дней составляла списки. Они сразу определяли: либо первая категория – расстрел, либо вторая – лагерь.

Ты считаешь, что этот национальный, этнический польский фактор играл здесь ключевую роль? Или, возможно, советский репрессивный аппарат оперировал другими категориями?

МВ: Здесь мнения исследователей снова расходятся. Некоторые отмечают антипольский характер этой операции, но мне ближе мышление исследователей «Мемориала», которые считают, что если бы Сталин хотел убить всех поляков, он бы это сделал. Поэтому я думаю, что речь шла о конкретных группах — категориях, упоминаемых в приказе Ежова. В то же время, выполнить этот приказ очень часто оказывалось невозможно: ведь если в Украине, Беларуси можно было найти нужное количество поляков, чтобы удовлетворить центральное руководство, то в других регионах это уже было чрезвычайно трудно. Впрочем, невозможно подробно описать механизм Польской операции, не прибегая к деталям функционирования всей сложной системы, действовавшей в то время в Советском Союзе. Бесспорно, эта система держалась только потому, что действовал террор, с самого начала существования СССР и до самого его конца; в лучшем случае изменялась только интенсивность этого террора.

Откуда: такой энкавеесник, скажем, на Житомирщине знал, что тот или иной человек является поляком? На основании чего он решал, что это поляк, и его можно подвергнуть репрессиям?

МВ: Во-первых, в рамках Польской операции осуждали не только поляков. Жертвами могли стать также россияне, украинцы, белорусы и представители, пожалуй, всех этнических групп, населявших Советский Союз. Во-вторых, использовалась сеть осведомителей. В-третьих, с 1934 г. ввели внутренние паспорта, в которых указывалась национальность, поэтому достаточно было пересмотреть такую картотеку, чтобы выделить поляков.

Кроме того, как я упоминал, Сталин разрешил применять пытки, так что один человек, подвергшийся «обработке», мог сообщить с полутора десятков других фамилий. И таким образом вдруг оказывалось, что какой-то условный консьерж стоит во главе огромного заговора, в который замешаны более десятка человек. Сразу подчеркну, что на самом деле Польская военная организация прекратила существование в 1921 году и вся эта идея эти сотни шпионов в России были типичной выдумкой Сталина и Ежова. Такой развитой агентурной сети Польского государства не было. Конечно, оно, как и любое другое государство, пыталось вести подобную деятельность, но из польских документов известно, что создать эту сеть было невероятно трудно: она насчитывала всего несколько десятков человек на территории всего Советского Союза.

БГ: Если сравнить Большой террор, включая национальные операции 1937-1938 годов, с тем, что происходило, например, в 20-е или еще раньше, в период Гражданской войны, то в чем заключалась его специфика?

МВ: Прежде всего в масштабе. В тот период, о котором мы говорим, то есть в 1937-1938 годах, репрессировали по меньшей мере полтора миллиона человек.

Такой масштаб все же требовал какой-то «логистической» подготовки и организации. Как это выглядело с точки зрения центра? Доходили ли до них какие-то сведения, отчеты из провинции или они вообще не следили за этим: отдан приказ, а вы на местах делайте что хотите?

МВ: Следует отметить непосредственное участие Сталина в принятии решений. Это не то, что Ежову пришла идея репрессировать поляков и другие национальные группы — безусловно, инициатива происходила от Сталина. Книга посещений в 1937-1938 годах, то есть во время Большого террора, показывает нам, что Ежов провел со Сталиным около 850 часов, посетив его 300 раз.

Вернемся на минуту к приказу №00485, в котором подробно описывался порядок рассмотрения дел. Внизу этим занимались двойки, состоявшие из прокурора и главы местного НКВД. Они составляли списки лиц по этим категориям, то есть приговаривали людей либо к расстрелу, либо к лагерному сроку от пяти до десяти лет. Чтобы не тратить время на отдельного обвиняемого, они собирали их вместе, создавали список из нескольких десятков человек. Такие горизонтальные листы бумаги с фамилиями сшивали по короткому краю, отсюда их разговорное название: альбомные списки. Их направляли в Москву, где уже утверждали Вышинский и Ежов. Конечно, они не углублялись ни в какие дела, поскольку их не получали. В них просто поступал список с краткими характеристиками.

Первая страница протокола заседания двойки. Источник: архив Центра Мерошевского

БГ: Вероятно, таких списков были тысячи; в какой-то момент руководство уже не успевало, не было в силах все это обработать, что стало большой логистической проблемой. Как они пытались справиться с этим?

МИ: Во-первых, Вышинский и Ежов пытались переложить это на плечи своих заместителей, которых сами назначали, но это все равно не дало никакого результата. В августе оказалось, что нерассмотренными остались дела ста тысяч человек, так что с сентября 1938 года компетенция осуждать и в высшей степени, и к лагерному сроку передавалась вниз — тройкам (к бывшим двойкам добавился местный партийный руководитель). И они уже сами принимали такие решения, при этом сохранялась та же альбомная система, то есть, конечно, отдельные дела не рассматривались, а снова составлялись списки. В этом случае, кроме основных данных, там содержалась также главная информация о самом обвинении, три-четыре предложения. Поскольку копии списков поступали в Москву и их всегда могли проверить, это была своего рода страховка со стороны верхов.

И что содержалось в таком обвинении?

МВ: Контрреволюционная шпионская деятельность, обычно очень часто связана с троцкистско-бухаринским сговором, деятельность в пользу польской разведки, участие в ПОВ или руководящая роль в ней. Все происходило во внесудебном порядке, так что не было судебных заседаний, не было защитника, а обвиняемый так и не узнавал, за что он осужден, разве что мог догадываться, пока из него выбивали показания.

Но ты вспомнил, что Сталин тоже контролировал этот процесс и оставлял записи, которые сегодня звучат драматично. Например: «Побить Уншлихта за то, что он не выдал агентов Польши по областям» или другое, товарищу Ежову: «Очень хорошо! Копайте и вычищайте и дальше эту польско-шпионская грязь». Откуда у него бралась эта эмоциональность, как ты себе это объясняешь?

МВ: Честно говоря, я даже не пытаюсь как-то себе это объяснить. Он был способен очень много читать, ежедневно прорабатывал тысячи документов, и на большинстве из них что-то оставлял записки именно такого типа. Это, кстати, опровергает мнение, что Сталин ничего об этом не знал: он был отлично информирован о каждом элементе Большого террора.

Если говорить о палачах , которые осуществляли Польскую операцию, мы прежде всего вспоминаем громкие имена — Сталина, Вышинского, Ежова. Но ты говоришь, что в какой-то момент эти дела стали рассматривать тройки. Если бы мы захотели составить коллективный портрет сотрудника НКВД, кем был этот человек?

МВ: Во-первых, это был ставленник Ежова. Когда Ежов пришел к власти, он провел в структурах НКВД тотальную чистку, убрав людей Ягоды. Это были молодые люди, чья ранняя молодость пришлась именно на период революции и Гражданской войны, и они по сути воспитывались на этом насилии. Нередко у них было только начальное образование, они не являлись глубокими интеллектуалами, как, скажем, в случае железного Феликса Дзержинского и его сотрудников. Чаще это были люди крестьянского, рабочего происхождения. На самом деле, мы можем восстановить их имена и фамилии, поскольку сохранилась значительная часть протоколов двоек и троек.

БГ: Случались ли ситуации, когда люди выносили приговор своим родственникам?

МВ: Конечно, бывало и такое. Но тоже нужно помнить, как закончили сами эти энкавеесники. Конец Ежова стал концом и для них. Берия, заменив его и добившись благосклонности Сталина, провел еще большую чистку. С 1938-1941 годов сохранились интереснейшие протоколы допросов чекистов. Именно из них видно, как происходил Большой террор, в частности Польская операция. Интересно, что к их показаниям добавлялись также свидетельства жертв, подтверждающих истории об избиениях, пытках, изнасилованиях.

Ты считаешь, что эти энкавеесники действительно верили в то, что в СССР существует большая польская шпионская сеть, которую нужно разгромить? Или они просто действовали по такому оппортунистическому сценарию, что есть приказ сверху и он подлежит исполнению?

МВ: Однозначно второе; там трудно найти идейных коммунистов, которые до конца верили в то, что они делают: мол, был запрос сверху, вот мы его и выполняли. Мы же не виноваты, ведь если решение было принято наверху, то нашей вины нет. Мы только выполняли приказ.

В конце 1938 года Польская операция начинает затихать. Почему тогда?

МИ: Не только Польская операция: с лета 1938 года весь Большой террор начал останавливаться. Во-первых, поменялась внутренняя ситуация. Ежов вступил в силу. В кулуарах говорили о том, что он собирает досье на членов ближайшего окружения Сталина и даже на самого вождя, что у него есть документы, свидетельствующие о сотрудничестве последнего с царской охранкой. Во-вторых, нарастал культ Ежова: о нем снимались документальные фильмы, его именем называли города и пионерские дружины, в его честь писали песни. Но солнце могло быть только одно, и им был Сталин.

Как закончил Ежов и как эти репрессии против него объясняла советская элита?

МВ: Прежде всего, Сталин без согласия Ежова навязал ему Берию как заместителя, и Ежов уже понимал, что его конец близок. Его переместили на второстепенный пост и в конце концов арестовали. Впоследствии он признался во всем, в том числе в шпионаже в пользу Польши. Ежова расстреляли, вероятнее всего, 4 или 6 февраля 1940 года.

Сегодня известно, что в рамках Польской операции репрессировали по меньшей мере 144 тысячи человек, по меньшей мере 111 тысяч погибли. Как человек, занимающийся этой темой, чего ты до сих пор не знаешь и хотел бы узнать? Какие вопросы еще нуждаются в изучении историками?

МВ: Прежде всего, мне хотелось бы узнать имена всех жертв Польской операции. На сегодняшний день наше сотрудничество с архивом СБУ в Украине и «Мемориалом» показывает, что это возможно. Нам удалось установить около 58 тысяч имен и фамилий жертв Польской операции в Украинской Советской Социалистической Республике.

Когда речь идет о цифрах, мы говорим: по меньшей мере 111 тысяч, по меньшей мере 144 тысяч. Не считаешь ли ты, что жертв могло быть гораздо больше? Или, говоря о 144 и 111 тысячах, мы уже близки к окончательной цифре?

МВ: Я это называю «проклятием по меньшей мере». В случае такого преступления, а Польская операция, несомненно, была преступлением, это, на мой взгляд, недопустимо. Я считаю, что ученые и польское государство должны стремиться к тому, чтобы выяснить имена и фамилии всех. Во-вторых, как уже говорилось в начале, мы до сих пор не знаем, что склонило Сталина к столь широкой репрессивной операции именно в 1937-1938 годах. Думаю, ответ на это мы найдем в закрытых до сих пор российских архивах.

БГ: Почему из 144 тысяч репрессированных нам известны по именам и фамилиям именно эти 58 тысяч? Откуда мы знаем о них?

МИ: Те, о ком я упоминал, их данные и вся информация взяты именно из протоколов двоек и троек, которые нам удалось получить в Украине и дополнить их данными из России.

То есть, например, о Польской операции в Беларуси мы пока ничего не знаем? Эти архивы для нас закрыты?

МИ: Мы до сих пор говорим «по меньшей мере».

Страница из альбомного списка. Источник: архив Центра Мерошевского

БГ: Есть ли какие-нибудь памятные места, то есть мемориальные доски или памятники, в Польше, России или Украине, посвященные именно Польской операции или другим национальным операциям?

МВ: Парадоксально, что мы с 2017 года боремся за памятник в Варшаве. Такого монумента нет, а появляются памятные доски. Они есть в Кракове, Познани, еще в нескольких городах, а также в Украине — в Житомире, например, такие памятные места. Конечно, в России и Белоруссии их нет.

Перевела Мария Шагури