Зверства русских окупантов в Залесье: Дорога в один конец, назад — расстрел

В Афгани он воевал, позывной Узбек. Так говорит: "Я если напьюсь, то могу и своего убить, не то что гражданского". В Богдановке пехота была. Они и пили, и избивали, и насиловали. У нас в большинстве своем танкисты были. Случались невыносимые, случались моложе меня в год (мне 23 года). Сопляки. Они безграмотны, на Дымерке говорили "что это у вас за город", хотя это село.

Могли ли представить, что будет полномасштабная война?

У меня были такие сомнения, разные варианты были. Но когда это все произошло, когда просыпаешься утром от взрывов… Мне перед этим через неделю приснилось, что реально начали бомбить. И оно как раз за неделю — это все наяву. То есть страшный сон, но я очнуться не могу.

Каким для вас был первый день войны?

Проснулся, машины все ездят, суматоха какая-то, ничего в новостях не говорят… Что делать, никто ничего не знает. Паниковал. Мониторил новости, сидел дома, в тот момент я уже не работал. Уволился из-за собственных обстоятельств. Просто смотрел.

Об эвакуации задумывались?

Нет, не думал. Был уверен, что все будет хорошо и сюда они никак не дойдут.

Что было потом?

Разочарование. Шестого марта все было слышно ближе и ближе. Перестрелки, взрывы. Но я смотрел местные новости в телеграмме, все нормально, идет зачистка, работает ВСУ, все будет хорошо. Ну и я такой на дом вылезаю, смотрю с балкона: слышно, но не видно. Я думаю, ну нормально все. Я чемодан не собираю, думаю, что все спокойно. И тут восьмого марта в два часа началось!

Слышно уже не только перестрелки, а грохот танков, что едет колонна уже. Ну, я сижу на балконе, смотрю, звоню куму. Говорю: “Куме, беги! Все пропало! Прячься в погреб”. Кум говорит: "Да не шути". Я говорю: "Все, я уже прячусь в погреб". Потом пишу отцу тоже: "Прячься!" Маме тоже: "Беги, прячься". И все, шорохнув в погреб. Бабушка хотела бежать в лес, но уже времени не было, пока она доковыляет туда. Я говорю, лес – это вообще не вариант.

Потому что не знаешь, куда идти. И спрятались в погреб. Там у нас, конечно, ничего не оборудовано. Один стул и пластиковый стул. Но россияне меня заставили вылезти из погреба. Эксплуатировали меня в своих целях. Тогда я насчитал бронетехнику около 50 единиц. Так оно и оказалось.

Антон Коваленко, житель села Залесье, Киевская обл.

Основная их масса была в лесочке, за остановкой Залесья. А так вообще прятались под домами. Ну вот, запрыгнули мы в погреб, потом к нам подтянулись соседи. Соседи из той хаты, которая разбомблена полностью. Дядя Петр, его жена и теща. И еще из этого дома внука была та бабушка. И так надеялись, что они проедут, не задержатся надолго. Я думал, что они мимо проедут, восьмого марта они заехали и поперли на Скибин. Но девятого марта им жарили, они вернулись назад и уже начали закрепляться.

Мы сидели в погребе до девятого числа. Были напуганы, мы думали, это только в кино бывает, но оно все наяву творилось. Слышим, как уже к нам в дом врываются: не могут выбить дверь, выбивать окна.

Похозяйничали хорошо, так скажем. Ну а им что? У них основная — это обувь, трусы, носки, шапки, куртки. У меня было четыре пары обуви: кроссовки хорошие. Они все это забрали и как раз врываются в погреб. Сначала постучали и спросили, есть ли кто жив. Мы не ответили, потому что боялись. Потом уже нагло вошли. Смотрю, солдатик в моей шапке, в моих кроссовках, думаю: "О-о-о, я уже без кроссовок остался". Проверили, [мы] руки подняли, [они] посветили, сосчитали количество людей и ушли. Телефоны они забирали, если замечали, сразу же забирали. Они боялись того, что телефон имеет излучение, которое могут вычислить, и прилетит мина.

Как они вас эксплуатировали?

Это уже, кажется, было или 12, или 13 марта, я хотел тогда все записывать в блокнот, но как-то не до того было. Они же увидели, что есть трактор, что есть МАЗ, самосвал. Самосвал они не завели, потому что там аккумулятор сел, а мой трактор им понадобился. Они сначала хотели самостоятельно его завести, но не получилось.

Они меня вытащили из погреба, сказали, что у меня вариантов нет. Или "да", или - смерть.

Пришлось заводить его, запускать и делать то, что они скажут. Им нужен был шлакоблок, они загораживали окна в домах – там, где у них были штабы. Вся деревня делилась на сектора, в каждом секторе был свой командир. Определенное количество людей и командир. И вот возил я этот кирпич со своего двора, у бабушки слезы на глазах, потому что свой материал вывозил. Загораживали окна они этим кирпичом. Потом металл там был подготовлен для ремонта кузова на самосвале, они тоже его на блиндаже использовали.

Затем вот же расстрелянная машина, пытавшаяся уехать: муж, жена, теща и собаки. Ко мне приезжал брат этого погибшего, он говорил, что они из Новой Богдановки. Его жена настроила, что нужно уезжать. Он знал, что ни в коем случае нельзя, но послушал жену и они поперли по встречной полосе, потому что развернуться было невозможно. Они поехали по встречке, а их тупо расстреляли. Муж погиб. У жены все хорошо, а вот тещи прострелили руку… Где-то на четвертый день, когда они меня эксплуатировали, я отвез металл, попросили меня отвезти того мужчину на кладбище. Мы его загрузили, а у меня мечта была — увидеть село.

Я как его увидел, чуть не потерял сознание. Сильно плакал за тем человеком и селом. Это был ужас. Это развалины.

И они меня спрашивают: "А это что, твой брат, что ты так плачешь?" Говорю: Нет, не мой брат, просто живой человек без оружия, без ничего. Мог быть мой брат, какая разница? Зачем вы убили человека без оружия? Гражданское». - "Мы стреляли по колесам". - "Я видел, что она в упор, в лобовое стекло расстреляна". - "Ну так получилось, мы нечаянно". То есть им убить человека — это по приколу, наверное, было. Отвезли мы его на кладбище, как раз еще не доехали, начался обстрел, они меня потащили за остановку в конце Залесья, в лесок тот.

Я тогда увидел то количество техники, которое там окопано. У меня вообще надежды на то, что все это скоро закончится, не было. Я думал, это надолго затянется: не на неделе, на месяце оккупации. Потом обстрел закончился, мы похоронили человека. Я говорю: "Нужно было хоть номер от автомобиля взять и положить туда, чтобы хоть по номеру как-то определить потом". Они говорят: "Ну ты же его знаешь, видел, разберетесь как-нибудь". Вот так похоронили и все.

Как и когда вам удалось эвакуироваться?

Двадцать первого числа мы уехали. С двоюродным братом, он живет через дорогу, у нас была возможность ходить друг к другу. Пообщаться, увидеться. Живы ли, не живы ли. Ну и более-менее уже разговорились с этими солдатами, нашлись адекватные. У брата была возможность, он заряжал телефон и смог выйти на связь, чтобы получить какое-нибудь сообщение. Ему сообщение поступило от ГСЧС, что будет эвакуация такого числа в такое время. Но о Залесье именно ничего не было, никаких коридоров. Пришлось самим. Мы договаривались с солдатами, чтобы уехать. Договорились.

Они сказали, у вас пять минут на сборы и дорога в один конец, назад мы вас расстреляем.

Ну и все, а что… Больше терять нечего. Дом разрушен, все имущество разрушено. Важно была только жизнь.

Дом еще не сожжен был, а разбит. Как раз в тот день, когда мы эвакуировались, это все сгорело. И вот время эвакуации, бабушкину машину выгоняю, она избита обломками, но на ходу. Бабушка уже давай туда кур совать, потому что это мои курочки… Я говорю: “Вам нужны эти курочки? Здесь жизнь нужно спасать!” А она – нет! Уже потом как-то пошли на компромисс, я курочек тех выбросил из машины. Выгнал машину и все. Свою же машину снарядил.

Нам в принципе непроблематично было уехать, в том плане, что не была перерыта дорога. А вот моему двоюродному брату не так повезло: там стоял танк, они [россияне] такого нарыли. Пришлось еще с лопатами минут 20 вымаживать ему выезд. Я "Славутой" своей тянул, едва его вытащил. Слава Богу. С белыми флагами, на капоте надписи: "гражданские", "дети". Поехали в направлении Богдановки, в центр. В центре Богдановки формировалась колонна. У меня первое впечатление было, что мы увидели людей, что мы не одни такие.

И вот, когда люди уже стояли в колонне, русские солдаты с демонстративным видом, что они хозяева, на танках возле машин гоняли. Бросали под ноги шумовые гранаты, катались на чьих-то мопедах, на тракторах.

То есть использовали все, что им нужно. Но у кого была надпись "дети" на машине, тем детям раздавали конфеты, украденные из соседнего магазина. Вот такие они. Из Богдановки мы поехали на Рудню, затем Семиполки и через Летковское лесничество, через Летки, Погреба, Зазимье, киевскую птицефабрику выехали в Бровары. Кто хотел на Киев – ехали на Киев. Я завез в Бровары соседей, встретился с братом, он жил в Киеве, и мы поехали к нему в Киев. Где-то две недели я пожил у него, а потом, когда появилась первая возможность попасть в деревню, я поехал сюда.

Что происходило в Залесье после увольнения?

Дом сожжен, собачки живы, слава Богу. Хаос, хаос. Все разрушено. Где-то 80 процентов, нет ни одного дома, который даже не побил бы обломками. Дом визуально стоит, но когда подземный переход взорвался, от ударной волны и мощного взрыва все равно произошла деформация. То есть визуально кажется, что дом цел, но… Было много сюрпризов: растяжек, заминировано многое было. Находиться здесь было небезопасно, но я осторожно ходил.

Что с вашим имуществом?

Крыша полностью разрушена. Кухня: там, где было панельное перекрытие, уцелела. Там, где его не было, все сгорело. В соседнем доме был выход на второй этаж, там все сгорело, перегорело, поэтому теперь страдаем мы. Есть вероятность, что дом рухнет. Ну вот так все было разрушено.

Что планируете делать дальше?

Планы? Чтобы была нормальная работа, нормальная зарплата. Дай Бог своими силами, чтобы ни от кого не зависеть, все привести в то состояние, как оно было, а может и лучше. И война чтоб кончилась.

Изменилось ли ваше отношение к россиянам?

Конечно, я до этого знал, что они такие… Когда пообщался с ними лицом к лицу, я понял, что они реально не чувствуют реальность. Они вот здесь, уже в Украине, в селе Залесье и мне рассказывают о каких-то бандеровцах и нацистах. Говорю: “Вы сошли с ума? Бандеровцев у нас нет! Вы же уже видите все сами наяву”. — Нет, вот мы найдем бандеровцев, нацистов и их накажем. Говорю: "Ну ищите". То есть, настолько их съела эта пропаганда, что они вообще не могут ничего понять. Как будто им задали программу, а они ее выполняют — бандеровцы, нацисты… И все. Бессмысленные люди.