Российские захватчики уничтожают украинские христианские общины: "Срезали крест, поставили российский флаг"

Российские захватчики уничтожают украинские христианские общины: "Срезали крест, поставили российский флаг"

На оккупированных Россией территориях Украины нет места протестантским общинам, говорит молодежный пастор Мелитопольской христианской церкви, а ныне капеллан-волонтер Марк Сергеев.

Пастор в пятом поколении и отец троих детей, он рассказал Голосу Америки, что на оккупированных территориях российские власти убили уже 25 пасторов, они также уничтожают христианские символы, разворовывают церковное имущество.

По его мнению, Россия, провозглашая христианские ценности, действительно пытается уничтожить то, на чем базируются христианские общины – солидарность и взаимную поддержку.

На днях он свидетельствовал об этом в Конгрессе США, где принял участие в заседании Хельсинкской Комиссии по правам человека, где проходили специальные обсуждения по поводу преследований украинских христиан российскими властями. Также конгрессмены хотели знать, почему об этом так мало знают их избиратели, и почему они чаще слышат о том, что в Украине преследуют верующих Украинской православной церкви, не разорвавшей связь с центром в Москве.

Сергеев приехал на слушание Хельсинкской комиссии по линии фронта и вернулся туда после разговоров с американскими законодателями. В канун конгрессных слушаний с ним в студии Голоса Америки разговаривала Наталья Чурикова, которая спросила о том, что самое важное для него донести до конгрессменов и сенаторов.

Марк Сергеев, пастор и капеллан-волонтер: Я приехал для того, чтобы свидетельствовать в Конгресс на слушаниях Хельсинкской комиссии о том, что происходит в Украине с протестантской церковью, о том, что россияне делают по отношению к христианам, как они разрушают церковные здания, уничтожают пасторов.

Я хочу донести до американского сообщества христиан, что история христианства начинается с Киева и Крещения Руси и Крещатика, а не из Москвы, хотя эти нарративы сейчас есть в Америке. Российская пропаганда доносит, что именно они есть те христиане, которые за семейные ценности и т.п., поэтому они хотят забрать Киев, где якобы их начало.

Я постоянно об этом говорю повсюду и хочу здесь доносить, что Украина – это христианская страна, мы до сих пор преимущественно консервативная страна, уважающая семейные ценности, семью как таковую. Я подчеркиваю, что у нас есть президент, у него есть жена, у него есть дети, чего мы не можем увидеть с той стороны.

А также мы говорим о том, что мы теряем людей, что сейчас у нас 25 убитых протестантских пасторов, убитых в первую очередь за то, что они – христиане, и во вторую очередь за то, что они – украинцы. У нас более 600 разрушенных или украденных зданий церковных храмов, которые строились годами, и они просто разрушены, или забраны на временно оккупированной территории.

Наталья Чурикова, Голос Америки: Это то, что произошло с вашим храмом, который выстроили вместе со своей семьей и общиной. Расскажите, пожалуйста, о нем и о том, какой была протестантская христианская жизнь в Мелитополе перед оккупацией.

М.С.: Мелитополь – это очень интересный город, история Мелитополя берет начало как раз от христиан, то есть были такие молокане, которые основали Мелитополь (молоканы – одно из течений в русском православии, самоназвание Духовные христиане, многие молоканские семьи были высланы в южные степи Украины, в частности, в Мелитопольский уезд Таврической губернии, – Ред.)

К началу войны у нас было всего 11 православных церквей и 44 противостанские церкви даже на нашем гербе Мелитополя есть открытое Евангелие на котором протестантский крест.

У нас очень были дружеские отношения между церквями совершенно разных конфессий, мэр встречался с нами постоянно, у нас были общие праздники.

Перед войной мои родители построили церковь, одну из самых больших церквей на юге Украины и наверняка в Запорожской области. В ней максимально одновременно молилось 1500 человек, 400 детей каждое воскресенье собирались в большой воскресной школе. Было очень много обслуживающих служителей – служили детям, подросткам, молодежи. Последние годы я был молодежным пастором, каждую субботу собиралась на службу для молодежи и подростков.

Война началась для мелитопольцев в первый день, они зашли очень быстро, а вечером 24 мы узнали, что российские танки уже в городе. Мы прожили в оккупации около трех недель, оставалась со своими детьми, с молодежью. Очень много детей у нас ночевало в церкви, потому что у нас был подвал, в котором можно было сохранить жизнь детей.

Кажется, уже девятого марта к нам кто-то постучался в дверь. Моя жена меня разбудила. Говорит: "Кто-то пришел". Я вышел к себе на кухню и увидел лазеры на своем лице. Я посмотрел налево-направо и понял, что это – Рогвардия.

Они пришли, вытащили меня на улицу, бросили на бетон, я пролежал на нем где-то 30 минут. Моего старшего сына, которому было девять в то время, они разбудили прямо с автоматом в лицо. Он открыл глаза, а перед ним – Росгвардия с автоматом: «Вставай!»

После этого взяли моего папу, моего брата, многие служители нашей церкви.

У нас был «серьезный разговор». В тот момент в Мелитополе проходили многотысячные митинги. Я как-то считал с ребятами – около 7-6 тысяч человек вышло в один день – украинцы ложились под танки прямо в центре Мелитополя, пытались кричать этим россиянам: «Идите домой!»

Н.Ч.: Подобно тому, что происходило в Херсоне?

М.С.: Может, в Херсоне, может, масштабнее было, а может это медиа так донесли, но в Мелитополе тоже были очень жесткие противостояния с гражданскими людьми.

Россияне почему-то считали, что именно протестанты это начали и отцу моему сказали: «Ты должен их остановить». Папа говорит: «Как я могу их остановить? Это – обычные свободные украинцы. Они любят свою страну, потому они выходят. Я не могу в качестве пастора влиять на действия каждого украинца».

А они говорят: «Мы даем тебе 72 часа на то, чтобы записать видео на фоне церкви, где ты скажешь, что это Россия, что Путин наш президент». Второе, что они сказали, «даем тебе несколько часов, чтобы ты дал нам все адреса и контакты бизнесменов, которые являются спонсорами протестанских церквей». То есть россияне любят чужие деньги.

Папа сказал: «Тогда я слагаю свои полномочия как пастор». Потому что нас всех поставили под стену в его кабинете люди с автоматами.

К тому моменту у нас уже был опыт. Среди моих друзей есть дети пасторов, чьих родителей расстреляли в 2014 году в Славянске. Там такая же была протестантская церковь. Поэтому мы понимали, что все очень серьезно, это не просто игрушки, это серьезная угроза жизни.

Папа сказал: «Я слагаю полномочия». А они захлопнули дверь и сказали: «Мы будем по одному пальцу отрезать тебе на руке. Но, при этом они говорили: «Ты нужен своей пастве, Виктор Васильевич, ты должен остаться здесь».

Уже к вечеру того дня забрали в плен нашего мэра Ивана Федорова. Ко мне приехал один парень, говорит: «Марку, вывози своего папу, потому что это опасно, он будет следующий». И мы приняли решение уезжать.

Где-то в пять-шесть утра на следующий день мы поехали к линии фронта, проезжали 17 блок-постов. Я американцам рассказываю, что картинка, которую мои дети видели, похожа на фильм «Спасти рядового Райана». Очень много убитых гражданских, много сожженных автомобилей людей, пытавшихся попасть на украинскую сторону, много было убитых и россиян. Все выглядит как старое кино о Второй Мировой. Никто ничего не убирает, деревьев нет – одни стволы. Ты просто молча с детьми проезжаешь.

Есть у нас такие Запорожские холмы – там линия разграничения сейчас, это Васильевка. И нас не пропускают. Стоят чеченцы и говорят: Нет-нет, там же в Украине бандеровцы, никуда не пустим.

И мы стали молиться. Это тот момент, когда я начал верить в силу молитвы, когда знаешь, что, когда мы молимся, Бог действительно защищает. И тут какой-то чеченец мне махнул – «Проезжай». Я был в первом автомобиле, мы начинаем подниматься на первый холм, а они начинают артиллерию разрушать село Каменское.

Ты видишь, как в секунду здания нет, а я уезжаю, и мы спускаемся в ту долину. Моя жена принялась очень сильно кричать. Кричит: «Иисус, помоги!» А дети просто молча вцепились в сиденье и уезжаем.

Мы только вверх поднимаемся и я вижу двух ребят – украинских солдат, которые они машут «Все нормально».

И знаете, я считаю себя сильным мужчиной, но в тот момент я начал рыдать. Это как когда ты маленький ребенок и падаешь в объятия отца. Вот примерно такое состояние было.

А мой папа выбегает из машины и говорит: «Поехали все в Макдональдсе, я всех угощаю в Макдональдзе».

Мы настолько за три недели оккупации были дикими, у нас не было интернета, карты телефонные, банковские не работали, мы не знали, что там на этой стороне, потому что у нас не было связи. И здесь мы попадаем в свободную Украину и ты рыдаешь оттого, что ты просто жив.

Буквально через 30 минут я стою в центре огромного супермаркета в Запорожье, и там жизнь идет, карточки работают, интернет, люди скупаются. И я такой становлюсь и говорю: «Боже, у Тебя, скорее всего, есть какие-то планы для моей жизни, какое-то призвание. Я жив, а 30 минут назад мог быть убит. Я здесь с детьми жена со мной! Это жизнь, это чудо, поэтому сейчас я капеллан.

Н.Ч.: Что вы делали после того, как вы приехали на украинскую территорию? Как вы стали капелланом?

М.С.: Случилось так, что мы эвакуировали очень много гражданского населения оттуда. Я был под Марьинкой с женой, начали американцы присылать нам помощь, очень разную.

Мне одна подписница в моем Инстаграмме пишет: «Я хочу тебе выслать бронежилет, надо?». Я говорю: «Конечно, надо, высылай». Она выслала мне 35 бронежилетов, крутых американских бронежилетов, таких, в которых в Ираке американцы воевали. Я надел Мелитопольскую роту в эти бронежилеты. Потом обувь, а потом я понял, что у меня пасторский опыт – я могу где-то свидетельствовать, могу помогать морально, поддерживать дух военных.

Я начал с одними ребятами ездить, с другими, 93-я бригада «Холодный Яр», приезжал к ребятам во Времен Яр, с ребятами из 66-й сейчас работаем, у 47-й у меня очень много друзей. Мы приезжаем, я беру гитару, поддерживаю ребят. Иногда бывают такие моменты, когда нужно проконсультировать ребят, помочь поднять духовное состояние.

Иногда прямо командиры бригад говорят: «Марку, возьми ребят, нужно помочь, потому что у нас плохие отношения с солдатами». И мы приезжаем, служим неделю там, неделю дома служу.

Н.Ч.: Что произошло с членами вашего общества? У вас есть какие-то связи с ними?

М.С.: У нас очень много людей из Мелитополя в Германии. В Украине осталась часть, часть в Америке, а еще часть – не буду говорить сколько ради их безопасности – остается в оккупации. Есть несколько человек, которые до сих пор в плену. Многие бизнесмены прошли плен в Мелитополе, но мы все в контакте, поддерживаем отношения с нашими членами церкви.

Н.Ч.: Есть ли они в опасности из-за того, что они протестанты? Знают ли о них оккупационные власти?

М.С.: Что происходит? Во-первых, на временно оккупированных территориях нет больше ни одной церкви, кроме той православной церкви, что под Кириллом, Московского патриархата.

И действительно, это для них опасность. Они «отжали» все храмы – что-то разрушили, сожгли, что-то забрали и просто используют для других дел, как мою церковь.

Н.Ч.: А что там сейчас в вашей церкви?

М.С.: В здании моей церкви сейчас «Министерство культуры и молодежи», что-то такое – там Чичерина проводит какие-то пропагандистские концерты. Буквально несколько месяцев назад увидел, как она делала такой «типа квартирник» прямо в зале, где у меня каждую субботу собиралась молодежь на Молодежное собрание.

Н.Ч.: И это церковь, которую вы строили на собственные деньги, на общественные деньги, и вам не помогали какие-либо другие организации или зарубежные общины?

М.С.: Вся наша история и чудо в том, что все это здание построено за счет мелитопольцев, людей, украинцев, которые строили это собственноручно, жертвовали деньги и верили в будущее Украины, поэтому и вкладывались город, в детей. Сейчас они абсолютно все это забрали и используют для своих целей – там партия «Единая Россия» собирается, какие-то события проводит.

Н.Ч.: Перед домом вашей церкви был большой крест, что с ним стало?

М.С.: На другой день после того, как они забрали здание церкви, и сказали: «Здесь больше нельзя собираться», к утру мы узнали, что они срезали наш 10-12-метровый крест и на это место поставили флаг – русский триколор.

Сейчас на фасаде наклеены баннеры «Вместе с Россией» или что-то такое. И там их мерка-коллаборантка, они там собираются проводить ивенты. В нашей студии звукозаписи, где мы писали христианские альбомы, сейчас поют какие-то русские рэперы, пишут шансон какой-то.

Н.Ч.: Какие у вас были отношения с представителями других церквей Мелитополя, с Украинской православной церковью Московского патриархата, с Православной церковью Украины, с греко-католиками, представителями других христианских церквей?

М.С.: Я считаю, что в Мелитополе у нас были очень хорошие отношения и этими кейсами можно даже делиться сейчас в Украине. У нас была целая межконфессиональная команда, почти все церкви были объединены, у нас были очень классные отношения.

Не скажу, что с московскими были очень близкие отношения, там был такой отец Максим, сейчас это коллаборант, предатель, но даже он как-то к нам более или менее нормально относился, хотя и ни разу не был у нас. Греко-католик, отец Петер, чех, приходил ко мне на Молодежное служение. Строили отношения, мы вместе делали фестиваль семьи каждый год.

Когда был ковод, мы делали марафон на праздник Пасхи. В нашей церкви с пасторами, священниками мы делали прямой эфир на шесть каналов YouTube и на местный телеканал. Мы говорили о том, кто как понимает этот праздник и были с ВТО, греко-католики, пятидесятники, баптисты, харизматы – все вместе за одним столом, я был режиссером этого ивента. Мы в прямом эфире три или четыре часа ввели марафон для мелитопольцев.

Поэтому я считаю, что одни из самых лучших межконфессиональных отношений были в Мелитополе.

Н.Ч.: Когда вы сейчас рассказываете об этом своим американским коллегам, пасторам, как они реагируют на это, потому что, наверное, не так часто можно увидеть или услышать о том, как сотрудничают между собой разные конфессии? Где вы были за это время? И куда вы планируете уехать?

М.С.: За два года войны – Америка – это для меня 24 страна. Два раза я даже в Израиле был преимущественно по украинским вопросам. Я служу для украинцев, уехавших из Украины, для наших переселенцев.

У каждого есть свое призвание. У меня какая-то грань открылась, я увидел, что у Бога есть определенный план для Украины из-за меня. И здесь в Америке, почему не использовать свои таланты способности, чтобы говорить об Украине? Я сильно хочу и верю в то, что мы победим, и нужно, чтобы мир знал, что происходит, что мы – свободная страна, что мы – христианская страна, что мы верим в будущее, что мы защищаем не просто часть какой-то территории.

Я верю, что это война не за ресурсы, потому что у России очень много ресурсов. И эта война не за территорией. Там очень много территорий. Это определенная духовная война за восстановление империи, я бы сказал, империи зла, которая убивает людей, уничтожающих нацию. Она уничтожает территорию, разрушает целое поколение. И мы являемся таким таким сдерживателем для Европы, чтобы там было спокойно.

Поэтому я об этом говорю постоянно, очень много пасторов, моих коллег, друзей поддерживают меня, многие молятся. Даже сейчас, когда ехал в Америку, многие мне пасторы сказали, братец, давай, поезжай, делай свое дело, мы будем тебя поддерживать.

Н.Ч.: Сейчас в Верховной Раде обсуждается проект о том, чтобы запретить в Украине Русскую православную церковь за то, что она делает, и церковь, которая представляет ее в Украине. Как вы относитесь к этому? Что вам приходится говорить об этом? На какие аргументы вам приходится отвечать?

М.С.: Этот вопрос непростой. У нас страна традиций и есть люди, просто привыкшие ходить в эту, или в ту церковь на Пасху, святить пасхи именно в Московском патриархате, даже если есть украинский. Люди еще не привыкли, что он есть.

У меня есть четкая позиция. Я за этот закон. Откровенно скажу почему. Я знаю как капеллан, который был на фронте, который находится у Балаклеи, уже разбит храм Московского патриархата, в котором был православный священник от Москвы. Его обменяли на десятки наших украинских военнослужащих. Это свидетельствует о том, что это серьезные агенты, которые работают на территории Украины и уничтожают наше государство изнутри.

Потому я считаю, что церковь должна делать свое дело, а правоохранители должны делать свое дело. И если это зло, убивающее нашу нацию, надо ее закрывать, почему нет? Я даже скажу, если такие злодеи появятся среди протестантов, их нужно сажать в тюрьму. Потому что мы видим, как сотни тысяч людей убиты. А дети в плену. У нас 20 000 украденных детей. Московский патриархат как церковь принимает в этом участие, прямо, или косвенно она принимает в этом участие. Мы сражаемся за сохранение нашей нации, вообще за наше существование. Поэтому я считаю, что это очень важный закон.

Н.Ч.: Сейчас ведутся разговоры о мирных переговорах, в которых якобы можно выторговать мир за часть территорий, среди этой части территории, очевидно, и ваша малая родина – Мелитополь. Как вы к этому относитесь? И что это значит для тех людей, которые там остались?

М.С.: Непростой вопрос. Дай Бог здоровья президенту и нашей Верховной Раде, потому что они должны принимать сложные решения, а это серьезный вопрос. С другой стороны, я вижу бываю на линии фронта, я знаю как ребята действительно устали. Мы устали и морально и физически, и мобилизация не просто идет, и очень тяжело все. Но при этом мы понимаем, что нам нужны какие-то гарантии.

Если нам, условно, дадут гарантии НАТО, или хотя бы быть частью ЕС, это один вопрос, если никаких гарантий не будет, я не верю вообще в какие-то договоренности с Россией, потому что я увидел это своими глазами. Я знаю, что такое смотреть в лицо ФСБ. Они никогда не отдают просто так территории, некогда. Они понимают только силу. Потому очень непросто будет.

Н.Ч.: Разговоры, которые вы ведете здесь с представителями американских церквей, с христианами, являющимися членами американского Конгресса, что вы в них слышите?

М.С.: Они очень многое сначала не понимают, потому что они до конца не понимают истории, нашей украинской истории. Не понимают Россию, появления христианства, крещения Руси. А когда ты доносишь некоторые мысли, они поддерживают в общем плане.

Я вижу, что и политики и церкви Америки в целом просыпаются и начинают поддерживать. Я знаю несколько больших церквей, которые не пиарились, но сейчас в Ирпене строят детские школы, и вкладывают очень серьезные деньги, то есть это определенная поддержка.

Мы в долгое время не строили отношения, и где-то, возможно, мы виноваты в том, что мы как-то наслаждались своей свободной жизнью и не строили отношения. Сейчас я понимаю, и это тоже наша цель – строить отношения с американскими церквями, потому что с Россией нас надолго будет разделять стена, я думаю, на поколение. Потому я считаю, что нужно строить отношения.

Автор: Наталья Чурикова

Источник:Голос Америки