АНТИКОР — національний антикорупційний портал
МОВАЯЗЫКLANG
Київ: 8°C
Харків: 8°C
Дніпро: 8°C
Одеса: 8°C
Чернігів: 9°C
Суми: 8°C
Львів: 4°C
Ужгород: 8°C
Луцьк: 4°C
Рівне: 3°C

Фронтовые истории. Свої. Часть 3

Читать на русском
Фронтовые истории. Свої. Часть 3
Фронтовые истории. Свої. Часть 3

Заключительная часть расcказа о пехоте, разведке и их едином деле. «Угроза вылезла из-за пригорка и безмятежно улыбнулась.

Вот за что я любил нашего механа — так это за то, что все мечты Васи были написаны в его маленьких, но честных глазах. И мечты эти были бесхитростны, неприхотливы и оттого ещё более прекрасны. В мечтах своих Вася уже скрутил «лишнее» с чужой машины и поехал вместе со мной в нашу РМТЗ.»

Пехота

– Усе, Мартине. Один ящик зостався, — полуоглохший Шматко почти прокричал эти ненавидимые в пехоте слова и зачем-то пнул этот самый ящик с ОГ-9. Я выплюнул бычок в замёрзшую грязь и тут же сунул в рот новую сигарету. Во рту вязало и горчило от долбанных сигарет, долбанного запаха сгоревших стартовых, долбанной зимы и долбанной войны. Наряд не видел нихрена.

Маленькая коптящая точка «бэхи» нырнула за первую посадку, которую я всегда так хотел занять, и надёжно ушла из поля зрения. Эх, сейчас бы квадрик подвесить и хоть видеть, что происходит. Ага, квадрик… И самолёт AWACS. Мы перешли на основной вид пехотного вида получения информации — слух. На слуху были маты наряда, пытавшегося с советским биноклем залезть на чахлую акацию, стрелковка там, вдалеке, и редкое уханье пушки нашей «бэхи».

– Пятнадцать. У них пятнадцать огэ-пятнадцатых, — произнёс я вслух и почесал грязную голову под не менее грязной флисовой шапкой. Пятнадцать и пятнадцать. Смешно, прям закачаешься. Фу, бля, скоро блевать от этих сигарет буду. — Скручивай, заряжай, но пока не стреляй. Посмотри на колышек, шоб не съехали влево, — и Шматко с кряхтением наклонился к ящику, пытаясь пальцами выдрать проволочки из зелёных грязных замков.

Проволочки выдираться не хотели, а одна кисть у Шматко почти не работала — осколок пробил запястье ещё под Старогнатовкой, в июле 2015-го. Шматко мог легко комиссоваться: пальцы едва сгибались, кости ныли на погоду, да и военврачи настаивали, — но он вернулся в мотопехотную роту. Вернуться — это почему-то было важно. Важно, чтобы пацаны не подумали, что закосил. Через три месяца Талисман с дико болящей почкой будет сидеть на обезболивающих и всё равно ходить в наряд, но не уезжать «на больничку». Через четыре месяца ротный с повреждённой ногой будет хромать с палкой по другому ВОПу, но хер его заставишь даже проехать в Волновахе мимо горбольницы. Это будет потом, а сейчас вывернувшийся из-за бугра Ярик легко выдернул проволоку, пинком открыл ящик и выхватил запаянную в клеёнку советскую гранату. Талисман распотрошил пороховой, с сухим морозным щелчком соединились части, и первый из последних шести выстрелов для СПГ воткнулся в грязный гранатомёт — единственная зброя, которой мы сейчас могли достать до сепарского опорника. С дерева послышался крик.

– «Бэха» идёт, «бэха»! — кто-то из наряда с хрустом спрыгнул с акации (ты глянь, залезли-таки!) и начал быстро одевать куртку. — Вон, на поле уже!

Очки я в армии носил в трёх случаях: на нараде в штабе, на выезде в Волноваху и на близкой войне. На нараде в штабе я любил наблюдать за лицом того военнослужащего, к которому непосредственно обращался наш комбат с пламенной речью, исполненной лестных эпитетов, удивительных сравнений, матёрых метафор и искромётных обещаний. Некоторые особенно понравившиеся выражения я старался запомнить, чтобы потом щегольнуть на позиции. Уезжая с той же позиции в Город грехов — Волновегас, я вёл машину в очках, ну а в городе из-за них был невидим для патрулей ВСП. Грузный чувак в комплекте мультикама, без головного убора, в очках, с папкой бумаг в руках и пистолетом на бедре производил настолько полное и законченное впечатление замполита, что ВСПшники вежливо отвечали на моё приветствие и шли дальше проверять документы у невероятно тактических разведосов в тактических горках, тактических очках, ну и так далее. К счастью, разведосы ходили по Вахе спокойные, пили кофе и даже почти никогда не гнобили ВСПшников. Ну а сейчас подошёл третий случай — я «выцарапал» очки, сделанные в мастерской в той же в Вахе (в два раза быстрее, в два раза дешевле и в два раза лучше, чем в Киеве), взгромоздил их на нос и прищурился в сторону поля.

«Бэха» шла ходко, по своим следам, и вдогонку не летели самолёты и не мчались бронепоезда. Значит, скатались нормально — тьфу-тьфу! Сейчас бы не заглохнуть.

– Не заглохнуть бы на поле — и ото было бы заебись, — спокойный, как всегда, Мастер вышел из-за спины и протянул мне сигарету. — Связь есть?

– Нема, бля, радейку они не услышат, а телефон я ротному отдал, — я взял сигарету и сунул в рот. Опять понемногу начал пробирать холод, подул, естественно, в лицо, обычный донбасский ветер, я отвернулся, спрятав зажигалку в ладонях, и увидел всю роту. Ну всех, кто остался.

Меньше десятка человек стояли в полном экипе образца «шо выдали — в то и оделись»; некоторые даже в бронешапках, с автоматами. У Санчика на плече висел банальный грязный советский вещмешок, набитый магазинами. Хьюстон баюкал единственную нашу СВДшку, а ещё у кого-то на руках уютно расположился РПГ-7, чуть старше меня возрастом, вычищенный и смазанный там, где надо и где не надо, с выверенным прицелом и выстрелами, торчащими из порванного милтековского «типа тактического» рюкзака. Остатки мотопехотной роты, самопроизвольно выстроившиеся возле позиции СПГ, готовились… та непонятно к чему. Просто делали всё, что могли сделать сейчас, — то, что забилось уже куда-то очень глубоко («Что бы ни происходило — бери зброю и будь готов хер знает к чему»).

Автоматы, ГПшки и РПГшки ничего не могли решить в этой ситуации — и всё равно вытащенный в армию «пересічний» мобилизованный как-то очень быстро привыкал к оружию. Я окинул взглядом арсенал, зачем-то потрогал ремень своего автомата и ничего не сказал. А что тут говорить? Люди вышли воевать. Дым сгоревших пороховых рассеялся, но воздух стал наполняться дымом сигарет, словно Донбасс не мог допустить, чтобы его воздух наконец-то, хоть на один день, стал чистым.

– А где Вася-механ? — задал я с виду невинный вопрос.

«Бэха» спокойно гребла по полю домой. Недалеко от меня маячил Немец, кутаясь в жидкий военный бушлат, а значит, шишарик разведки оказался в непосредственной опасности. Вася и его кулёк «Алокозай» с ключами на «все» являлись для всей не нашей техники прямой и явной угрозой.

Угроза вылезла из-за пригорка и безмятежно улыбнулась. Вот за что я любил нашего механа — так это за то, что все мечты Васи были написаны в его маленьких, но честных глазах. И мечты эти были бесхитростны, неприхотливы и оттого ещё более прекрасны. В мечтах своих Вася уже скрутил «лишнее» с чужой машины и поехал вместе со мной в нашу РМТЗ. Там вковтнул пиисяшку с механами, потом затеял меновую торговлю, потом ещё пиисяшку, пока я сидел бы с равистом и «бил» номера зброи (два автыка «не бились»). Потом прошёлся бы по автопарку, возникая неслышной тенью возле машин и без стука и звяканья наполняя бусик какими-то грязными железяками, пластмассовыми коробками, фарами, жгутами разноцветных проводов, тросиками и вообще непонятными мне загогулинами. Потом мы заехали бы в магазин, где Вася был бы вознаграждён за труды свои праведные и тяжкие литровкой дешёвого мерзкого пива за мой счёт, и дремал бы в продуваемой всеми ветрами машине по пути обратно на террикон. Вася был мечтателем, смертельно опасным для тех машин и механизмов, которые он у себя в своей лохматой голове заносил в категорию «то не наші».

– Я тут, я нічого не брав, — проворковал Вася и улыбнулся.

Все заржали... и меня продрало по спине когтями специфического, привычного и опасного звука. Ш-ш-ш-и-и-и-и-у-у-у-у… Раз. Два. Тр… Мина упала, когда «бэхе» оставалось метров триста до трассы и пятьсот — до нас. Тяжёлая металлическая «рыбка» взметнула замёрзшую землю метрах в ста вправо от «бэхи», и сразу следующая — чуть ближе. «Бэха» мгновенно вильнула, взревела стареньким двиглом и рванула вперёд, к выезду с поля на трассу. Выезд был один, а слева и справа были насыпи… А-а-а, бля! Неважно. Съезд был у сепаров пристрелян, и сейчас там нашего флагмана бронетехники и приловят.

– Огонь! — Кажется, мы одновременно с Мастером проорали-выплюнули это слово куда-то вверх. — Стоп! Дальность тысяча пятьсот, вправо… вправо… ориентир два и вправо полоборота! — Это уже я. Зачем-то. Зачем? Бах! Бах! Ещё две мины. Ближе к переезду. «Бэха» опять вильнула. Так, так… не тупи, Мартин. Зачем я сказал Шматко перенацелить гранатомёт?

– АГС! Ориентир два, на все деньги (вот привязалось!). Вали, Иваныч, вали в темпе! Шматко, работай! — а вокруг бегали люди. Слетел плащ с АГС, закрутился верньер, усатый пожилой Иваныч налёг на чёрные ручки — и АГС часто-часто застучал, вывешивая в эфир череду маленьких злых цилиндриков. Бах! Почему-то одна мина, и опять мимо… И тут я понял, почему скорректировал огонь. Не видно от сепарского опорника переезда, значит, что? Правильно, корректировщик. Скорее всего, те, кто выходил в бочину разведке, не успел их перехватить, «занёс хвост» и вышел на первую посадку: откуда прекрасно были видны и пустое поле, и «бэха», и переезд, и передний край нашей позиции. Надо, надо было её захватывать, бля.

Уходили, кажется, беспрерывно ВОГи, ухнул СПГ… На ПТУР сесть? Нахер, не увижу я нихрена! Косим, косим посадку в лучшем стиле «тупой аватарной пехоты», пытаясь осколочками из насечённой стальной проволоки нащупать тёплую кожу сепарских корректировщиков. Вспух разрыв ОГ-9 среди голых чёрных веток посадки, почти там, где я хотел. Сейчас Шматко начнёт накидывать… и быстро закончит. Осталось пять выстрелов… уже четыре.

Бах! Опять одна, и в то же место, что и раньше… Может, залегли и не корректируют? Может, (Боже, хоть бы так было!) зацепили кого? Ну бля! Нам бы выиграть сколько — минуту, две? По нам они навалят — ну и нехай, мы вкопаные, «бэха», приехавшая в капонир, почти неубиваема, разве что прямым попаданием.

Мне казалось… иногда всё это мне казалось. Мне казалось, что улитка на АГС менялась, пока ВОГи ещё висели в воздухе. Мне казалось, что тяжёлая железяка едва ползёт по полю. Мне казалось, что всё или замерло, или несётся в диком темпе. И ещё мне постоянно казалось, что я что-то забыл, упустил, проебал… и на самом деле так оно и было. Мне казалось, что в следующий раз я буду умнее, предусмотрительнее, аккуратнее и смелее. Но вот приходил следующий раз — и я снова что-то проебывал, забывал проверить, учесть и запомнить. Бах! Туда же… Дебил! Обычный мобилизованный ни разу не военный дебил, которому почему-то вдруг в тридцать пять лет доверили кучу людей, зброи, техники и коммандера, который уебал на «бэхе» на восток, оставив это всё на меня. И надо это… как-то вот сейчас выебну… исхитриться и не проебать оказанное высокое, бля, доверие.

И я заорал. Вдруг. И заорали все. И «бэха», чуть не взлетев, перевалила через переезд, скачком пересекла трассу, ласково прошмыгнула двести сорок метров… Бах! И снова туда же. И как-то очень ловко соскользнула в капонир. Орал Шматко, зачем-то роясь в пустом ящике от выстрелов; орал вечно невозмутимый Мастер, набивая ленту для АГС; орал Немец, комкающий в ладонях какие-то перчатки; орал наряд, орали все. И в хриплом крике, взлетевшем над взводным опорным пунктом, было такое ощущение счастья, силы, радости и наслаждения жизнью, что смолкло абсолютно всё. Мир замер в своём вращении, прислушавшись к двум десяткам хриплых голосов, сумевших этим криком достучаться прямо до Бога.

«Живые...», — и Бог благосклонно кивнул, разрешив на этот раз никому не сдохнуть на самом северном «укропском» опорнике самого южного сектора М в самой красивой на свете стране.

И я занялся самым обычным и самым нервным делом на свете — пересчитывать людей после боя. Эдакая своя, внутренняя и самая важная БЧС. Сошлось.

… Они уехали уже ближе к ночи. Позади был и ужин, и рассказы взахлёб, и потихоньку возвращавшиеся в разговор шуточки про разведку и пехоту; и Сайгон, с обманчиво-сонным видом пивший какое-то ужасающее количество кофе; и их пулемётчик (Келим? Кэлым?), размахивающий руками и смеявшийся после каждой фразы; и Вася-механ, таки не тронувший их шишигу, зато похмеливший их водилу; и сидевший за столом молчащий коммандер, тихонько улыбающийся и курящий одну за другой; и Серёга Президент, привычно и голословно обвинявший меня в ебловании в тылу; и я, счастливо соглашавшийся со всеми предъявленными обвинениями. Они уехали в сторону КПВВ. Мы проводили машину, гребущую по полю, взглядами и пошли к КУНГу.

– Теплеет, — сказал коммандер и поёжился, — трубу в «буржуйке» почистить надо, тяги нема нихера.

– Надо, ага, — согласился я и посмотрел на ранний закат одного совершенно обычного дня совершенно обычной позиционной войны на Донбассе. — Надо, згоден, — и подхватил так и оставшуюся в неприкосновенности мою величайшую военную ценность — медицинский рюкзак.

Где-то в стороне Берёзового застучал ДШКМ.

Авторы: Мартин Брест, Сергей Сергеевич, petrimazepa.com  


Теги: война АТОДонбассБойцы АТОАТО

Дата і час 03 липня 2017 г., 12:58     Переглядів Переглядів: 1701
Коментарі Коментарі: 0


Коментарі:

comments powered by Disqus
04 листопада 2025 г.
loading...
Загрузка...

Наші опитування

Чи вірите ви, що Дональд Трамп зможе зупинити війну між Росією та Україною?







Показати результати опитування
Показати всі опитування на сайті
0.040737