Когда начнется "большая война", мы вернемся на фронт - экс-пленный "ДНР"

Читать на русском

Cнайпер-разведчик 128-й отдельной горно-пехотной бригады Александр Олийнык в плен попал под Логвиново - всего за неделю до того, как украинские военные вынуждены были покинуть окруженное врагом Дебальцево. В плену у "ДНР" он пробыл 1051 день, пока его вместе с другими украинцами не вернули домой в рамках масштабного обмена 27 декабря 2017 года.

За время плена Александр выдержал пытки и имитации расстрелов. Его вместе с другими пленными боевики вывозили в ДАП искать среди завалов тела погибших "киборгов". Он видел, что делали в "ДНР" Рубан и Надежда Савченко. И обо всем этом Александр рассказал в интервьюOBOZREVATEL, первые две части которого можно прочитать здесь и здесь.

В заключительной части беседы бывший пленник террористов Александр Олийнык поделился воспоминаниями об увольнении, а также собственными представлениями о том, как и когда закончится война, и том, сколько возможностей вернуть мир в Украину мы уже потеряли.

- Александр, пока вы были в плену, приходили ли к вам журналисты?

- Когда нас постоянно возили в донецкий аэропорт, журналистов там было очень много. Бывало, нас в "тройное кольцо" принимали. Бывало, что мы с ними общались. А бывало, прямо говорили: мы не хотим с вами разговаривать.

- А так можно было? Отказаться без того, чтобы потом наказали?

- Тогда - можно было.

Помню, однажды даже украинские журналисты у нас были. Мы приехали только с ДАП, а нам говорят: будете общаться с журналистами. Заводили их в камеры по очереди. Там были, в основном, мировые средства массовой информации. Но и наши были. Кажется, с СТБ и 1+1.

Но это был один-единственный раз. Все остальное время приезжали, в основном, местные и российские телеканалы.

- Вы чувствовали с их стороны какую-то предвзятость? Агрессию?

- Они ставили очень провокационные вопросы. Заметил это, когда один раз пообщался в макеевской колонии. До этого как-то Бог миловал от контактов с ними. Потом пришлось. Тогда я был одним из 3-х человек, которых вывели к тем журналистам...

Вопросы были - жесть, конечно.

Но еще хуже вышел конечный результат. Когда я увидел то видео - оказалось, что они сделали нарезку, буквально 2-3 минуты. Может, даже меньше. Все остальное убрали. То же, что оставили, перекрутили на свой лад. Хотя я точно знаю: ничего даже подобного я не говорил.

- Провокационные вопросы - это какие, например?

- Что у нас стоят заградотряды. Что когда мы отступаем - нас расстреливают наши же добробаты. И это несмотря на то, уже давно все наши добробаты в ходят в структуру или ВСУ, или Нацгвардии...

- Скажите, когда вы узнали, что едете домой?

- 25 декабря. О том, что большой обмен вообще возможен, мы узнали осенью. В сентябре к нам в колонию приехала их местная "прокуратура", начала проводить "допросы". А через две недели они приехали еще раз - и нас типа осудили. Изменили нам статус: из непонятных военнопленных мы превратились сначала во временно подследственных, а потом - в "осужденных". При этом удерживали нас в том же помещении, что и раньше.

- И за что же вас судили?

- За "пособничество терроризму".

- В ВСУ? Круто, ничего не скажешь...

- Они сами с этого ржали. Бывало, общаешься с ними, спрашиваешь: ну как вы можете меня судить? Вот кто вы такие? Если я, военный, и совершил какое-то военное преступление - то судить меня может трибунал в Гааге. Но никак не вы.

Но такое приписали. Двести какая-то статья, часть вторая: от 10 до 20 лет.

- А статья какого именно Уголовного кодекса?

- Украинского.

- Вот тебе и "мы - русские".

- Да. Ничего своего создать не могут - вот так и вышло.

Кстати, после "суда" нам запретили телевизор. Оставили лишь прогулку - и то, сильно сокращенную. Раньше мы по две камеры во дворике гуляли, а потом все встречались на "телевизоре". После этого - нет. По три человека в камере и в прогулочном дворике. Не больше.

Так что мы фактически и не видели друг друга. Разве изредка, когда в баню нас водили, по две-три камеры. И еще, если более-менее нормальная охрана - то могли через стенку переговариваться.

- Три месяца так прожили?

- Около того. Но у нас была возможность радио слушать. Оттуда мы и узнали, что достигнута договоренность об обмене. Правда, ждали мы его чуть раньше. Я уже потом узнал, что сначала хотели на Николая 19 декабря обменять нас, но что-то не получилось. Так что поменяли 27-го...

25 декабря, вечером, по камерам прошлись представители администрации колонии. У них уже на руках был список, кто едет на обмен.

И вот они открывали камеру, мы называли свои фамилии, а они смотрели, есть ли такие в списке. Если есть - человеку давали три листочка. На них мы должны были написать, что не имеем к ним никаких претензий, что нас нормально содержали, кормили, оказывали при необходимости медицинскую помощь...

- И что вы почувствовали, когда узнали, что вы есть там, в списках?

- Удивительно, но ни эйфории не было. Вообще каких-то сильных эмоций не помню. Единственное - было неприятно.

- Неприятно? Почему?

- Я сидел в 11 камере, а в соседней, 12-ой, сидели Глондар, Пантюшенко и Юрбаш. (Сергей Глондар, старшина 3 Отдельного полка спецназначения, Павел Юрбаш, разведчик 10 отдельной горно-штурмовой бригады, Богдан Пантюшенко, командир танка 1 танковой бригады - Ред.). И когда я услышал лишь одну фамилию, Юрбаш - стало больно за ребят.

Они вроде и держались, но... Я же сам пережил не один обмен. Знаю, что у них на душе было. Знаю, что они радовались за нас, как мы в свое время радовались за других ребят - но на душе все равно тяжело...

- В этот раз же ожидали, что отдадут всех, верно?

- Да.

- Вам дали попрощаться с ребятами, которые остались там?

- Прощания как такового не было. Хотя с соседями, с Глондарем и с Пантюшенко, о которых мы точно знали, что они остаются, мы перед отъездом увиделись. Нам разрешили утром занести им в камеру какие-то вещи, продукты - то, что нам уже не нужно, а им могло понадобиться.

А когда нас уже выводили... Они так по левую сторону сидели. И через ветровую щель можно было вылезти на решетку - так мы их увидели. И смогли хотя бы так попрощаться.

Но мы не говорили "прощайте" - только "до встречи!".

- А в день обмена? Не было страха, что все сорвется?

- Мы очень долго просидели в автозаках. Несколько часов точно. И лишь перед самым обменом нам разрешили выйти в туалет. Хотя и не всем. Ибо говорили: будете долго ходить - можете на обмен не попасть.

Но тогда ни отсутствие туалета, ни холод особо не донимали. Мысли были об одном: поменяют ли?... Все больше ребят теряли веру. Начались разговоры, что вот сейчас стемнеет и нас просто отвезут назад. И на этом все.

Но лично я был уверен, что нас в этот день точно обменяют. Так и получилось.

Нас уже выстроили у автозаков, когда к нам подошли журналисты. Преимущественно российские. Провоцировали. Спрашивали что-то типа: пойдешь снова воевать? А как это было? А что было? А откуда ты и зачем сюда приехал? Доброволец ты или мобилизован?.. Такие вопросы.

А дальше мы увидели наши автобусы, на которых привезли задержанных террористов. Началось зачитывание списков, поиски отдельных фамилий, есть ли они в списках или нет...

- Тогда пришло понимание, что все закончилось?

- Тогда пришло осознание, что мы - почти дома.

Мы сели в автобус. Я с товарищем, Василием Гулькой (боец 56 отдельной механизированной бригады - Ред.), сидели возле водителя. И в первую очередь попросили у него телефон - чтобы позвонить домой, сказать, что нас обменяли, что мы возвращаемся. Он попросил подождать, пока проедем их блокопосты и заедем на нашу территорию.

Мы с ним немного поговорили о том, о сем, дождались, пока заедем на нашу сторону... А тогда я позвонил домой. И узнал, что меня родные уже ждут в Киеве.

- Это ваша мама потеряла сознание, когда услышала в трубке ваш голос?

- Да. Я успел сказать: мама, я уже еду домой, уже все... А потом брат взял трубку и сказал, что мамка упала в обморок.

В Борисполе меня встречало много народа. Побратимы из подразделения. Даже ребята, с которыми сидел вместе в плену и которых обменяли ранее. Все они приехали, чтобы встретить... Родня приехала. Знакомые волонтеры местные... Такое внимание - было даже немного непривычно.

- Как ваше здоровье сейчас?

- Уже хорошо. Лечат. Позади две операции. Мне извлекли осколок из головы, а также удалили кисту в носу и выровняли перегородку. Осталось только зубы поставить - и все.

- Чем планируете заниматься, когда лечение закончится?

- Честно говоря, пока окончательно не решил. Мне бы до конца привыкнуть, что я уже дома...

- Снится война, плен?

- Если и снится - наутро я этого не помню. Сразу после операции был период, когда я не мог спать, не мог есть. Но сейчас все утряслось. Не в последнюю очередь, благодаря помощи специалистов.

И голова тогда очень болела. Потому что закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение мозга было...

- И осколок же...

- У меня извлекли лишь то, что больше всего мешало. В голове все еще остаются осколки, но по рекомендации одного профессора решили их не трогать. Они не особо-то и мешают, а если начать резать и их выискивать там - можно натворить беды.

А вообще я подумываю, что хорошо было бы заняться чем-то полезным. Какое-то собственное дело открыть или что-то в области сельского хозяйства. До войны я занимался разведением и продажей рыбы.

- Такая максимально мирная мечта... А рассматриваете вариант вернуться на войну?

- Да. Но только если будет обострение на Востоке. Кстати, многие из моих ребят думают так же. Если будет активизация боевых действий - все мы вернемся.

- Есть места, куда особенно хотелось бы вернуться с победой?

- Дебальцево. Я хочу отвоевать всю нашу территорию. Но Дебальцево - это для меня особое место. Мы там много пережили. Мы там со многими местными общались. Мы там в плен попали...

Люди просили не оставлять их - но так уж сложились обстоятельства.

Поэтому - Дебальцево.

- Вы за время войны и особенно плена много россиян видели?

- В плен нас брали русские. Дальше - все командование комендантского полка, который нас удерживал определенное время - это были русские. Точнее, там был и "командир" из местных, но он шагу не мог ступить без куратора из России.

Россияне менялись. Ротации у них были раз в 3-6 месяцев.

Среди них были не только русские, кстати. Мы видели много абхазов, чеченцев, грузин, бурят, сербов... Как-то мне даже поляк попался. Я польский немного понимаю, но он и сам рассказывал, что из Польши приехал.

Афроамериканцев приходилось там видеть, французов. Были даже один американец и один мексиканец.

- Казалось бы, уж из такой дали чего ехать?

- Ехали туда упоротые фанатики Советского Союза и "русского мира". Им плевать на расстояния.

- Как думаете, чем закончится война?

- Только нашей победой!

- Скоро?

- Это зависит от политической обстановки и решимости руководства нашего государства. Как бы то ни было, если бы по ту сторону сложили оружие, все бы закончилось очень быстро. Можно было бы даже позволить всем, кто хочет, бежать в Россию. На необъятных просторах их "родины", в Сибири и на Дальнем Востоке места всем хватило бы.

Другое дело - что мало кто хочет туда действительно ехать. Так как уровень жизни там очень низкий. Поэтому так много русских и убегает оттуда и едет в "ДНР", получает здесь "гражданство" этих непонятных республик, живет здесь и воюет. Ведь даже такой уровень жизни, как в "ДНР", у них дома, в российской глубинке, мог им разве сниться.

Ну и еще в 2014-15 годах была же информация, что мало того, что их вербовали в российских военкоматах - роль вербовочных центров выполняли еще и райотделы милиции. Если у тебя были какие-то проблемы с законом - тебе давали выбор: или ты несешь ответственность в России, или едешь на Донбасс.

- Вы верите в то, что боевики вдруг могут сложить оружие?

- Если будет такое указание - вполне. Они выполняют все приказы, которые поступают из России. А России сейчас из-за санкций действительно трудно - как бы их пропагандисты не пытались доказать обратное.

Плюс есть большое недовольство режимом Путина среди молодежи. А молодежь - это и есть будущее. Они уже начинают медленно вставать против того беспредела, который там творится. Да, пока этого мало. Но я вполне допускаю мысль, что протестные настроения будут нарастать. И рано или поздно они могут повлиять на исход войны на Донбассе.

Очень хочется победы. Очень хочется поскорее завершения войны. Трудно осознавать, что дважды мы были очень близки к завершению боевых действий. Нам не хватило совсем немного - мы потеряли инициативу...

- Какие конкретно моменты имеете в виду?

- Ситуацию перед первым перемирием, когда считанные километры отделяли нас от того, чтобы разделить и окружить Донецк и Луганск.

Ну и то, что мы позволили им фактически выйти из Славянска. Учитывая, что они выходили колоннами по одной-единственной дороге на Донецк - мы могли легко их уничтожить. Но мы этого не сделали.

А через несколько недель узнали, что такое "слово русского офицера", когда нашим ребятам они пообещали "зеленый коридор" с Иловайска - и тупо расстреляли их в этом "коридоре".

Иловайском они поквитались с нами.

И хотя они не имеют мужества признать, что тогда на Донбасс зашли элитные кадровые российские военные части - это было именно так. И достойный отпор им давали простые мобилизованые трактористы, фермеры, пекари, бизнесмены и рабочие...

И россияне до сих пор не имеют смелости открыто сказать, сколько их кадровых военных из элитных подразделений удобрили собой земли Донбасса благодаря мужеству ребят из 51-й, 72-й, 30-й, других бригад, которые тогда, в начале войны, давали агрессору достойный ответ.